|
Они возвратились от окна довольные друг другом, и Маруся сказала: – Давайте сюда эту самую премию. Андрей Климович отправился в самый дальний угол библиотеки. Его вторая сообщница, такая же веселая, только беленькая, Наташа, развевая полами халатика, бросилась за ним с криком: – Под десятью замками! Сами не откроете! Они возвратились оттуда с знаменитым свертком. Вера Игнатьевна за своим столом работала, обложившись счетами. Наташа внимательным, любовным движением отняла у нее перо и положила его на чернильницу, отодвинула в сторону счета и с милой девичьей торжественностью положила перед Верой Игнатьевной перевязанный ленточкой сверток. Двумя пальчиками она потянула кончики узелка, и через секунду голубая ленточка уже украшала ее плечи. И вот из конверта белой блестящей бумаги первым лучом сверкнул радостный, праздничный шелк. – Вишневый! – закричала Наташа и молитвенно сложила руки. – Какая прелесть! – Ну, что вы, вишневый! – смутилась Вера Игнатьевна. – Разве это можно? Но Наташины руки уже подхватили благодарные волны материи и набросили их на грудь и плечи Веры Игнатьевны. Она с судорожным протестом уцепилась за Наташины пальцы и покраснела до самых корней волос. Маруся пищала: – Какая красота! Как вам идет! Какая вы прелесть! У вас такой цвет лица! Как это замечательно выбрано: вишневый крепдешин! Девушки обступили Веру Игнатьевну и с искренним восторгом любовались и глубокой темно-красной волной шелка, и смущением Веры Игнатьевны, и своей дружеской радостью. Маруся тормошила за плечи Андрея Климовича: – Это вы выбирали? Сами? – Сам. – Один? – Один. – И выбрали вишневый? – Выбрал. – Врете! Не может быть! Жену с собой водили. – Зачем мне жена? Если я сам с малых лет, можно сказать, в этих шелках… можно сказать… купался… и вообще вырос. – В каких щелках? Где это вы так выросли? – А вот в этих самых креп… креп… кремдюшинах! Как же! Андрей Климович разгладил усы и серьезно приосанился. Маруся смотрела на него недоверчиво: – Вы такой были… аристократ? – А как же! Моя мать, бывало, как развесит одежду сушить… после стирки, прямо картина: шелка тебе кругом разные – вишневые, яблочные, абрикосовые! – А-а! – закричала Маруся. – Сушить! Разве шелковую материю стирают? – А разве не стирают? – Не стирают! – Ну в таком случае беру свои слова назад. Девушки пищали и смеялись, снова прикидывали материю на плечи Веры Игнатьевны, потом на свои плечи и даже на плечи Андрея Климовича. Он держал прежнюю линию: — 191 —
|