|
– Давайте как-нибудь без бака этого. Можно деревянный устроить. – Эх, ничего ты не понимаешь! Люди делали железные баки, значит, они понимали. А этот бак я у них, паразитов, с мясом вырву… – А на чем вы его довезете? На Малыше? – Довезем! Было б корыто, а свиньи будут. Из волисполкома Калина Иванович возвратился еще злее и забыл все слова, кроме ругательных. Целую неделю он, под хохот колонистов, ходил вокруг меня и клянчил: – Напиши бумажку в уисполком. – Отстань, Калина Иванович, есть другие дела, важнее твоего бака. – Напиши, ну что тебе стоит? Чи тебе бумаги жалко, чи што? Напиши, – вот увидишь, привезу бак. И эту бумажку я написал Калине Ивановичу. Засовывая ее в карман, Калина Иванович наконец улыбнулся: – Не может того быть, чтобы такой закон стоял: пропадает добро, а никто не думает. Это ж тебе не царское время. Из уисполкома Калина Иванович приехал поздно вечером и даже не зашел ни ко мне, ни в спальню. Только наутро он пришел в мою комнату и был надменно-холоден, аристократически подобран и смотрел через окно в какую-то далекую даль. – Ничего не выйдет, – сказал он сукхо, протягивая мне бумажку. Поперек нашего обстоятельного текста на ней было начертано красными чернилами коротко, решительно и до обидного безапелляционно: «Отказать ». Калина Иванович страдал длительно и страстно. недели на две исчезло куда-то его милое старческое оживление. В ближайший воскресный день, когда уже здорово издевался март над задержавшимся снегом, я пригласил некоторых ребят пойти погулять по окрестностям. Они раздобыли кое-какие теплые вещи, и мы отправились… в имение Трепке. – А не устроить ли нам здесь нашу колонию? – задумался я вслух. – Где «здесь»? – Да вот в этих домах. – Так как же? Тут же нельзя жить… – Отремонтируем. Задоров залился смехом и пошел штопором по двору. – У нас вот еще три дома не отремонтированы. всю зиму не могли собраться. – Ну, хорошо, а если все-таки отремонтировать? – О, тут была б колония! Речка ж и сад, и мельница. Мы лазили среди развалин и мечтали: здесь спальни, здесь столовая, тут клуб шикарный, это классы. Возвратились домой уставшие и энергичные. В спальне шумно обсуждали подробности и детали будущей колонии. Перед тем как расходиться, Екатерина Григорьевна сказала: – А знаете что, хлопцы, нехорошо это – заниматься такими несбыточными мечтами. Это не по-большевистски. В спальне неловко притихли. Я с остервенением глянул в лицо Екатерины Григорьевны, стукнул кулаком по столу и сказал: — 28 —
|