|
– Вот здесь живу. Только мало. Все некогда. – Хозяйка вам готовит? – Хозяйка. – Так… А с отцом как? Нина опустила голову, потом быстро глянула в глаза Семена Максимовича и снова опустила голову: – Рассчитались? – Рассчитались. Семен Максимович выпрямился на стуле, кашлянул: – Не любите, что ли, отца? – Как – не люблю? Люблю. Любила. – А что же случилось? – Не у меня случилось, а вообще. И у меня тоже… с этим… Троицким. А потом революция. Как-то все стало ясно. Я полюбила революцию, Семен Максимович. – А отцу не нравится? – Отцу с другой стороны понравилось. Не с той стороны. Он в эсеры записался. Собираются там у него… разные… говорят, вино пьют. А когда выпьют, еще больше говорят, даже плачут, знаете, Семен Максимович, до того отвратительно плачут! А я их насквозь вижу, Семен Максимович: они кокетничают, а на самом деле отец хочет купить дачу и какое-то там образцовое хозяйство устроить. Привезли одного… помещика покупать у него имение. И по этому случаю тоже пили и говорили речи, и плакали, вы знаете? Образцовое хозяйство, говорят, для нашего народа очень нужно, для крестьян – агрономическая пропаганда! – У вас брат офицер? – Поручик, как же. Отец очень любит Бориса. Он сейчас где-то устроился… передвижение поездов, что ли. Приезжает на день, на два, но ко мне уже не заходит. Стесняется или отец не пускает. – Значит, выходит, с отцом вы враги? Нина покраснела, отвернулась к окну: – Семен Максимович, я боюсь об этом думать. Я стараюсь, очень стараюсь, чтобы у меня не было ненависти к нему. Это нехорошо, правда? Я, наверное, эгоистка. Все думаю о себе. И не хочу думать, а оно все думается. Иногда так кажется: зачем бросила отца, отцу можно кое-что и простить. А потом другое кажется. Отец или другой, а на первом месте должно быть уважение к себе. Даром себя нельзя уважать, правда? Нужно за что-нибудь уважать, правда? Семен Максимович обернулся к сыну: – Смотри, Алексей, как она правильно сказала, а ты еще путаешь. Вот это самое главное: за что себя уважать. У нас тут есть на Костроме человек один, так он себя больше всего за то уважает, что у него ставни голубой краской выкрашены. А бывают такие, которые калошами гордятся. Пока у него калош не было, человек скромный был, а вот купил калоши, уже и шапку не снимает – гордится. Нина удивленно следила за Семеном Максимовичем: вероятно, поражала его необыкновенная улыбка. Вдруг она положила руку на его блестящее колено: – Семен Максимович, знаете что? А ведь мы с Алешей друг друга любим. Алеша поднял руки к глазам; Нина, наклонившись вперед, смотрела на гостя, только щеки у нее разрумянились и глаза заблестели живее; Семен Максимович для порядка ухватил бороду, кивнул: — 427 —
|