|
В три часа взводы Красной гвардии выступили в город. Впереди шли Муха, Семен Максимович, Криворотченко, еще несколько человек из комитета. Все они тоже были с винтовками, только Семен Максимович не изменил себе. Он шагал такой же размеренной и аккуратной походкой, и так же, по-деловому спокойно, переставлял свою суковатую палку, так же не оглядывался по сторонам. Алеша и Богатырчук шли сбоку, ряды отряда то отставали, то обгоняли их – то пухлый и широкий старый Котляров основательно ставил в песок тяжелые ноги, то Павел Варавва, туго перетянутый поясом, сверкал в темноте глазами, то Степан щеголял армейской выправкой. В последних рядах шли без оружия. Маруся пользовалась каждым случаем, чтобы пожаловаться: – Товарищ Теплов, что же это такое, прости господи. Все люди как люди, а мы с пустыми руками. – Маруся, да потерпи ты: идем же за оружием. Ты же знаешь? – Ой, скорее бы уже прийти! Как долго идем! При входе в парк догнали Алешу задыхающиеся шаги – человек бежал долго. Алеша оглянулся: силуэт был знакомый, взлохмаченный, над плечом торчало широкое дуло двустволки. – Алексей, достал! Охотник знакомый, Ухов, все не давал, не давал. И сегодня еще покуражился, а потом говорит: на, для такого дела не жалко! – Иван Васильевич, вот молодец! А патроны у тебя? – Десять штук волчьей дробью. Волчья поможет, как ты думаешь? Особенно если в голову. Алеша сжал руку Сергея: – Сразу и вопрос. По международным правилам, пожалуй, волчья дробь не допускается. А в этом случае, думаю, можно. Богатырчук ответил: – Волчья как раз в точку. – Иван Васильевич, ты уж пока – с волчьей, а скоро мы тебе – винчестер. Они прошли вперед, где Николай Котляров нес знамя, точно соблюдая уставное положение для полкового знаменщика. Знамя было небольшое, не пышное, не бархатное, и на нем была написана только одна строчка: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Груздев шагал рядом со знаменем. – Кто это? – спросил Богатырчук. – Подкрепление-то. – А это мой крестный батько. – Крестил тебя? – Крестил. На улице возле госпиталя. Богатырчук расхохотался на весь парк: – Это был интересный случай. Воображаю твою физиономию тогда! – Физиономия была расстроенная, вероятно. Сергей, расскажи таки про Питер. Полушепотом, взявши Алешу под руку, Богатырчук рассказал ему о том, чего и сам хорошо не знал. В Петрограде он видел много, но еще больше слышал, и не все дошло к нему в точном виде. У Богатырчука перемешались вместе: впечатления, разговоры, прочитанные статьи, статьи непрочитанные. Но у него был хороший и ясный ум, и он умел уловить запах предательства, трусости, хитрой и увертливой дипломатии, умел разобрать далекое эхо ленинского гнева. — 431 —
|