|
– Нина! Что такое? Как это с вашей стороны… Ах, какая вы! Мама, вы познакомились? Степан озлобленно махнул рукой: – Да что ты: мама, мама? Ты говори, почему такое? Почему секреты? Представление играешь, а мы? Как остолопы, ничего не знаем! – Представление? Нина, вы рассказывали? – Алеша, расстроенный, опустился на табурет, как был, в шинели. – А разве нельзя было, Алеша? – Да… понимаете, я забыл вас предупредить… Я, мамочка, сюрприз хотел для тебя сделать. И для батьки. «Ревизор»… Сюрприз, но теперь еще лучше сюрприз: как это замечательно, что вы пришли! Знаете, что? Вы у нас будете обедать… – Некогда нам обедать, – сказал Степан, – нам нужно идти квартиру нанимать. – Вы решили, Нина? Вы решили? – Алеша схватил ее руки, заглянул в глаза. – Неужели решили? Нина обратилась к нему, подняла спокойные, ласковые, улыбающиеся глаза, прошептала только для него одного: – Решила, Алеша. Василиса Петровна следила за ней внимательно, с осторожной, немного сомневающейся симпатией, потом пожала плечами: – Какие времена настали? Раньше люди богатства добивались, а теперь бедности добиваются. И еще смеется. Нина поймала ее руки, сложила вместе, подняла вверх, опустила на старый фартук. – Василиса Петровна! Не бедности добиваются, а счастья. Василиса Петровна смотрела ей в глаза, не отняла рук: – Значит, счастье у нас, на Костроме? Здесь его никогда не было. – А теперь будет. Даже Степан притих перед этими вопросами, быстро завозил ладонями по усам. Не терпел: – Верно. Вот какая ты разумная женщина, товарищ Нина. Просто даже не верится. Счастье, оно… какая смотря компания. А теперь компания большая будет. А бедность – чепуха. Бедность, понимаешь, когда у человека духа не хватает. Идем, Нина, нанимать квартиру. – Успеете нанять, – сказала Василиса Петровна. – Сейчас придет отец, будем обедать. Обед сегодня варил… товарищ Михаил Антонович. Василиса Петровна сдвинула весело брови. Капитан подошел к Нине, стукнул каблуками, поклонился: – Просим с нами… – Как у вас тут… Алеша, отчего у вас так хорошо? – У нас? Алеша оглянулся. Он привык к своей хате и не знал, что в ней особенно хорошо. Табуретки? Или старая клеенка на столе? Он вспомнил богатый уют дома Остробородько, дорогую простоту, невиданные на Костроме вещи: пианино, ковры, картины, статуэтки, безделушки. А в этой кухне и Нина казалась случайно попавшей драгоценностью среди таких обычных, припороченных трудом и жизнью людей: матери, Степана, капитана. Нина поймала его взгляд, покраснела: — 357 —
|