Среди прочих я задал несколько контрольных вопросов, дабы на простейшем научном материале проверить и оценить интеллектуальный уровень того, кто заявил, что он представляет высокоразвитую цивилизацию. Приведу сейчас три ответа на мои вопросы, ни слова не меняя в них. Обратите внимание не только на их эмоциональную окраску, но и на косноязычие отвечающего. А также на абсолютное незнание им элементарных вещей, прикрываемое пустой болтовнёй о нашей — людей — глупости. — Что такое ДНК? И какое место занимает в ней триплет нуклеотидов? — Нам очень понятно, что это такое, но мы — не подопытные кролики, чтобы отвечать на вопросы людей ниже по умственному развитию в сравнении с нами. — Пожалуйста, продиктуйте уравнения электромагнитного поля Джеймса Максвелла, а затем прокомментируйте их. — Сам дурак! Мы знаем про эти уравнения всё и больше. Мы — самые умные. А Маквел (так в тексте. — А.П.) у нас для оружия. Мы тебе за него ни фига не скажем. — Согласно закону Хаббла, скорости разбегания галактик прямо порциональны... Чему? — Идиотский вопрос. Не желаем разговаривать с тем, который сосунок, сравнивая с нашей могучей умственностью. Уровень сей «могучей умственности» не требует, по-моему, комментариев. С ним всё ясно. Вернёмся к «случаю Якова Приймы». Голос, вещавший в его голове, тоже беспрерывно ругался. Как и в «случае Скворцовой», его общение с моим дядюшкой сводилось к угрозам и запугиваниям. — Я всегда был очень здоровым человеком, — сказал дядюшка, завершая свой рассказ. — Но после того, как заговорил в моих мозгах тот злобный голос, самочувствие резко! ухудшилось. Общая слабость, головные боли и боли в сердце, ломота в костях не дают мне покоя. — Ну и ну, — развёл руками я, не зная, что и сказать. Потом, чуть помешкав, полюбопытствовал: — А сию минуту? Сейчас? — Что — сейчас? — Сейчас тот Голос тоже звучит у вас в голове? — Нет. Сейчас там всё тихо. Он молчит, но... — Мой дядюшка яростно сплюнул. — Но подслушивает! И, круто повернувшись через плечо, не попрощавшись даже, дядя Яков характерной своей, слегка подпрыгивающей походкой двинулся прочь от меня. Растерянным взглядом я шарил по его широкой удаляи щейся спине. Одна-единственная мысль, набирая силу, крепла в тот момент в моём сознании: младший брат моего отца слетел с катушек, тронулся умом. Вот несчастье-то! Итак, в нашем роду завелись сумасшедшие. От такой мысли волосы встали дыбом у меня на голове. И хотя было мне в ту пору лишь двадцать лет, однако хватило ума, не сходя с места, принять важное решение. Никогда, никому и ни за что я не расскажу про эту встречу с Яковом. Стоит моим однокурсникам или, хуже того, университетским преподавателям узнать о том, что мой родной дядя — «псих ненормальный», как тут же все подряд начнут опасливо коситься на меня. Ибо о такой штуке как наследственность и генетические связи не только университетские преподаватели, но и студенты моего поколения были неплохо наслышаны; сужу о том по себе. — 145 —
|