|
Но самое главное то, что после ухода Зингеров в квартире вообще все пошло вверх дном. Задвигались стулья, зазвучала странная музыка, и вся квартира осветилась таинственным красным светом. Истории свойственно повторяться, и именно в коммунальной квартире номер 50 по Большой Садовой разыгрались вновь давно минувшие события. Огромный черный кот, толстый, с отчаянными кавалерийскими усами, сверкнув зеленым огоньком наглых глаз, стал на задние лапы и посмотрел в зеркало. – Все в порядке, мессир, в квартире совершенно пусто. – Посмотрим, – раздался дребезжащий голос, и из резной рамы зеркала выпрыгнула долговязая фигура в обтрепанном пиджачке и помятой кепчонке. Ловко сбросив кепку, долговязый сел на диван, закинув нога на ногу. Глумливо усмехнувшись в реденькие перышки-усы, он оглядел жилище Егора Евграфовича. Толстый кот важно прошелся мимо долговязого. – Н-да, – протянул он, – квартирка совершенно изменилась со времени нашего последнего пребывания здесь. Где старинный камин, где турецкий диван и богемский хрусталь? Где та роскошь, что окружала нас когда-то? Где? Я вас спрашиваю! Кот расстроенно посмотрел на молчавшего в кресле собеседника. – Не все ли тебе равно, где найти временный приют, так необходимый для странников во все времена?! – воскликнул долговязый и блеснул зеленым глазом из-под разбитого пенсне, которое он для чего-то нацепил на нос. – Нет, не все равно, – возмутился кот и плюхнулся в кресло, – я не привык жить в таких условиях и попрошу вас не указывать. – Опять валяешь дурака, Бегемот, – раздался откуда-то с потолка низкий бас. – И не думал, мессир, – тотчас отпарировал кот. – Разумеется, проблема жилья стоит теперь остро не только для меня, а в конечном итоге я старался не для себя, – и кот обиженно умолк. – Ну-ну, вовсе я не думал, что ты столь эгоистичен, – снисходительно засмеялся бас. – Но вот какой вопрос меня беспокоит больше всего: это как мы избавимся от нежелательных соседей. – Айн момент, мессир,– вскричал долговязый и вскочил на ноги. – Это я беру на себя: в 24 часа они исчезнут не только из квартиры, но и из города. – Ну, что же, действуй, Фагот, – одобрительно загудел бас. ...Семен Иванович Бабушкин выходил из квартиры. Солнце, выглянувшее было из-за лохматых туч, снова заскочило в свое убежище, даря тусклый свет всем, кто воскресным днем вышел прогуляться по московским улицам. Семен Иванович жил вдвоем с матерью и считался старым холостяком, хотя с последним утверждением очень даже можно было поспорить, ибо втихаря ото всех знакомых гражданин Бабушкин посещал женщину, жившую на окраине Москвы. Семен Иванович звякнул ключами и, повернувшись к лестнице, оперся на поломанные перила. Шум, несшийся снизу, приковал его внимание. — 73 —
|