рассказа важно другое. Во-первых, мы узнаем о существовании в прифронтовом Минске 1920 года "Ордена Злато-Розового Креста" (это подтверждается и другими источниками); во-вторых, узнаем о посвящении Эйзенштейна и Аренского именно в розенкрейцерство, что сопровождалось изучением оккультной литературы, а в более ранние времена - и занятиями алхимией; в-третьих, мы узнаем имя "странствующего архиепископа Ордена Рыцарей Духа" - Борис Михайлович Зубакин (1894 - 1938). Но вернемся к рассказу Эйзенштейна. "Осенью того же 1920 года "рыцари" по долгу службы - за исключением долговязого и артиста-целителя, куда-то пропавших, - в Москве. Среди новых адептов - Михаил Чехов и Смышляев. В холодной гостиной, где я сплю на сундуке (по-видимому, речь идет о квартире М. М. Штрауха на Чистых прудах. - А. Н.), - беседы. Сейчас они приобретают скорее теософский уклон. Все чаще упоминается Рудольф Штейнер. Валя Смышляев пытается внушением ускорять рост морковной рассады. Павел Андреевич (надо "Антонович". - А. Н.) увлечен гипнозом. Все бредят йогами... Помню беседы о "незримом лотосе", невидимо расцветающем в груди посвященного. Помню благоговейную тишину и стеклянные, неподвижно устремленные к учителю очи верующих... Я то готов лопнуть от скуки, то разорваться от смеха. Наконец, меня объявляют "странствующим рыцарем" - выдают мне вольную, - и я стараюсь раскинуть маршруты моих странствий подальше от розенкрейцеров, Штейнера, Блаватской..." В этих маршрутах Эйзенштейн ушел так далеко от своих друзей, что возвращение оказалось невозможным. По-своему он был прав. "Человек рационального и методичного ума, жесткого и сухого воображения", "глубокий эгоцентрист, собранный и замкнутый" (так характеризовал его В. В. Тихонович, работавший с ним тогда в Пролеткульте), Эйзенштейн обладал еще; и огромным талантом, требовавшим действенного выхода и; сиюминутной реализации. Он умел — 401 —
|