|
И вот рядом с головой Бога, ушедшего из плоти, вырисовалась другая голова, прекрасная гордой, но человеческой красотой: ещё не разгладились на ней следы страдания великого, ещё не ушли совсем знаки борьбы космической, но очи не были уже кроваво‑красными, а сияли глубинами неба полуденного и горели любовью, неведомой людям, обращённой ко Христу‑Победителю. — Рождение нового Архангела! — прошептал Арраим. И тут же, между двумя этими гигантскими фигурами, трепетал белый комочек света, радостно скользивший около груди Господа. То была освобождённая душа разбойника с большой Тирской дороги. И точно струна гигантской арфы оборвалась в небесах, и тихий звук пронёсся над землёю: — Свершилось! И поползло с холма тело обезглавленного Змея, рассеиваясь в пространстве. Стало светлее. Обуреваемый происшедшим, я подошёл ко кресту вместе с Арраимом и, посмотрев на Распятого, увидел глаза Его, ещё живые, но духа в них не было. То была одна человеческая плоть, страдающая, бесконечно добрая, бесконечно любящая, бесконечно просветлённая, но увы! — только человеческая. Дух отошёл от неё, оставив на последнее мучительное одиночество. И плоть простонала: — Боже мой, зачем Ты оставил меня?[89] — Клянусь Юпитером! Я не могу более выдержать! — хрипло крикнул возле меня центурион и, вырвав из рук бледного как смерть солдата копьё, с силой вонзил его в бок Распятого. — Пусть я поступил против присяги, уменьшив его страдание, — сказал центурион, уставившись на меня полубезумным взглядом, — но того, чему я был сегодня свидетелем, не выдержал бы сам Август! Что это была за мгла, что за голоса, кем был этот казнённый, скажи мне, мудрый эфиопянин? — дрогнувшим голосом обратился он к Арраиму. — Ты сам недавно сказал, солдат, что это был Сын Божий, — ответил ему Арраим. Недоуменно разведя руки, грубый римлянин с выражением мучительного, неразрешимого вопроса глядел на покрытое уже тенью смерти лицо Галилеянина. Я медленно обернулся и оглядел всё вокруг. Только два солдата, бледные и насмерть перепуганные, были на ногах, остальные ничком лежали на земле. Толпы уже не было; неподалеку валялся труп низенького священника с покрытым кровавой пеной лицом; у Креста Господня были всё та же приникшая к ногам Распятого женщина и Иоанн, весь ушедший в молитву, печальный, но просветлённый; могучая фигура римского солдата перед самым крестом, да два Сына Мудрости — я и Арраим — вот какова была обстановка последних минут Бога на Земле. — 37 —
|