|
— Где Царство твоё, распятый Царь? — мучительно вырвалось из растерзанной груди разбойника. — Где б ни был Ты, кроткий, возьми и меня с собой! — Ныне же будешь со мною в Царстве моём, — послышался тихий ответ с креста. И снова увидел я, как затрепетали невидимые крылья над головою первого избранника Божия — разбойника с большой дороги, и какая‑то тень легла на лицо его; он глубоко вздохнул, и голова его опустилась на грудь. — Клянусь Юпитером! — недоумённо прошептал стоявший подле меня центурион. — Что за дивные дела творятся сегодня? Да ведь он никак уже умер! — Смотри, Аргивянин! — как‑то особенно торжественно сказал мне Арраим, и рука его легла на плечо моё. И вот мгла, которая давно уже стала собираться на горизонте, придвинулась ближе и стала мрачнее. И я, Фалес Аргивянин, увидел, как из неё выросли два гигантских чёрных крыла, похожих на крылья летучей мыши, как отверзлись два огромных кроваво‑красных ока, как вырисовывалось чьё‑то могучее, как дыхание Хаоса, гордое чело с перевёрнутым над ним треугольником — и вот, всё это неведомое, неимоверно тягостное «что‑то» опустилось на Голгофу. И во мгле грянул страшный удар грома, и могучим толчком потрясения ответила ему земля. Раздался вой людской толпы, которая, околевая от ужаса, кинулась во тьме бежать куда попало, падая в рытвины и ямы, давя и опрокидывая друг друга. А чёрная мгла склубилась в гигантское круглое тело, как тело Змея, и медленно вползла на Голгофу, о, чудо из чудес Космоса! Голова с кроваво‑красными очами приникла к окровавленным ногам Распятого. И мои уши, уши Великого Посвящённого, услышали своеобразную гармонию Хаоса, словно поднимавшуюся отдалёнными раскатами грома из неведомых бездн Творения. То был голос самого Мрака, голос Великого Господина Материи Непроявленной в Духе[86] . Он сказал: — Светлый Брат! Ты взял к себе слугу моего, возьми же к себе и его Господина… — Ей гряди, Страдающий! — еле слышно прозвучал ответ с креста. — И семя жены стёрло главу Змия! — послышался мне металлический шёпот Арраима. — Свершилось Великое Таинство Примирения[87]. Гляди, Аргивянин!.. И тут перед моими глазами развернулась такая дивная картина, которую мне не увидеть никогда, хотя бы биллионы Великих Циклов Творения[88] пронеслись предо мною. Вспыхнул Великий Свет, и сноп его, широкий, как горизонт, восстал к Небу. И в снопе Света этого я увидел голову Распятого, такую божественно‑прекрасную, озарённую таким несказанным выражением Любви Божественной, что даже хоры архангельские не могут передать того. — 36 —
|