|
мне. В свои семьдесят бабушка все еще была красива. Ее черные волосы были едва тронуты сединой, и они бь^и такие же сверкающие и густые, как если бы она била молодой девушкой. Она была стройной и подвижной и на редкость проницательной, несмотря на отсутстык традиционного образования. Ее рассудок абсолютно не помутился, и она помнила в деталях все, что произошло 60 g ^ей в юности. Тем летом, когда мне исполнилось Ддвадцать, мы, бывало, подолгу сидели на широком заднем крыльце дома моих родителей в Южной Дакоте, ц бабушка, сложив руки и закрыв глаза, рассказывала день за днем историю своей жизни. Как будто диктовала свою автобиографию, главу за главой. ...Когда она заговорила о своей второй религии, христианстве, ее голос стал неуверенным и запинающимся. Казалось, хотела быть вежливой, но я чувствовала: она боится забыть что-то такое, что может быть мне неприятно. В те юные годы мне был присущ агностицизм, и однажды я сказала бабушке, что не верю в Бога. Я говорила обычные вещи о презрении к формальной религии и что каждый сам должен быть для себя богом. Последовало долгое молчание, и я поняла, что бабушка поражена. Она покачала головой, неодобрительно щелкнула языком и, к моему удивлению, стала раскачиваться взад-вперед в знак своего неудовольствия. Потом она пришла в себя и убежденно сказала, что я могу называть Бога как угодно, но не верить в Великий Дух глупо и грешно. Я часто бывала с бабушкой в церкви, поэтому не совсем поняла ее, о чем так и заявила, пораженная ее резкими словами. "Я молюсь своему богу в вашей церкви, - проговорила она спокойно, - все остальное неважно. Он услышит меня". Я знала, что ее бога зовут Махео на языке чейенов, и поинтересовалась, что бы сказал доктор Хейвер, наш лютеранский пастор, если бы узнал, что одна из его прихожанок пользуется превосходной новой каменной церковью, чтобы взывать к Древним богам из своей юности. "Послушай, - призналась бабушка, - я расскажу тебе о чуде, свидетелем — 48 —
|