Когда невозможное возможно. Приключения в необычных реальностях

В следующие выходные пятеро из нас вылетели из Балтимо­ра в Топику, штат Канзас. В группу входили специалист по музыкотерапии Хелен Бонни, ее сестра, психотерапевт Боб Лихай, профессор религиоведения Уолтер Хьюстон Кларк и я. В аэро­порту Топики мы взяли такси и углубились в канзасскую пре­рию. Там, где-то в самой глуши, стояло несколько вигвамов, обозначая собой место проведения священной церемонии. Сол­нце уже садилось, и ритуал вот-вот должен был начаться, но, прежде чем принять в ней участие, его должны были одобрить остальные участники, среди которых были только индейцы. Нам пришлось пережить весьма эмоциональный, но отнюдь не теп­лый прием.

Индейцы очень эмоционально вспоминали полную боли ис­торию вторжения и завоевания белыми Америки — геноцид ин­дейцев и насилие над их женщинами, захват их земель, бессмыс­ленную резню бизонов и прочие зверства. После пары часов по­добной беседы эмоции поутихли, и один за другим индейцы со­гласились на наше участие в церемонии. В конце концов, остался только один человек, который яростно противился нашему при­сутствию, — высокий, с очень темной кожей и очень угрюмый. Его ненависть ко всем белым без исключения была безмерной.

Потребовалось много времени и аргументов со стороны его соплеменников, которые были подавлены тем, что церемония все откладывается, чтобы он неохотно, но согласился на наше участие в церемонии. Наконец, все проблемы были решены, или, по крайней мере, так казалось, и мы все собрались в большом вигваме. Священная церемония началась с зажигания огня. Мы глотали бутоны пейота и передавали по кругу посох и барабан. Согласно обычаю, тот, у кого находился посох, может спеть пес­ню или что-то сказать, была также возможность просто пере­дать посох другому.

Тот угрюмый человек, который противился нашему участию в церемонии, сидел напротив меня, прислонившись к одной из жердей вигвама. Он излучал раздражение и враждебность, и каж­дому было ясно, что он пребывает в самом дурном настроении. В то время как остальные всем сердцем участвовали в церемо­нии, он оставался отстраненным и равнодушным. Каждый раз, когда посох и барабан снова оказывались у него, он с раздраже­нием передавал их дальше. Мое восприятие окружающего было усилено влиянием пейота, и тот человек был больным местом в моей картине мира — мне все больнее было смотреть в его сто­рону. Его ненависть словно излучалась из глаз, подобно ярким лазерным лучам поглощая меня и наполняя собой весь вигвам. Он смог сохранить это мятежное настроение на протяжении всей церемонии.