Опыт изучения

Оглядываясь в прошлое, я еще раз осознаю, как многому я научилась у Фостера, фактически не обучаясь. У него был неисчерпаемый кладезь историй, анекдотов, шуток, стишков, припевок, почерпнутых из времен его молодости, которые выскакивались к месту и не к месту, обычно вызывая у меня приятное удивление и иногда раздражение. Я никогда не видела, чтобы он растерялся в выборе слов. Он был замечательным рассказчиком и стал бы хорошим адвокатом, если бы продолжил свою юридическую практику.

Однако самой важной отличительной чертой Фостера было его ученичество и тотальная отдача работе ученика, спокойная, без фанатизма, с юмором, но всегда интенсивная. Он делал то, что должно было быть сделано, невзирая на лица и обстоятельства. Иногда это производило впечатление безжалостности, и на определенном этапе он снискал незаслуженную репутацию человека, склонного к чрезмерному давлению и пренебрежению чувствами других. На самом деле он был любящим, сострадательным, нежным и очень чувствительным человеком. Он не смог бы успешно проделать свою работу, как для Алисы, так и последующую, без этого сочетания твердости и мягкости.

Хотя он был многословен в беседе и его речь изобиловала подробностями, а его ум на четвертом луче исследовал каждую грань темы или проблемы, в письмах или публичных выступлениях Фостер всегда был точен и скуп на слова. Он не допускал двусмысленностей и называл вещи своими именами или, как теперь выражаются, «говорил, как есть». Его любимой темой были мировые проблемы, а постоянной заботой – исполнение планов Иерархии для человечества.

Для того, чтобы сбалансировать ответственность, присущую ученичеству, с долгом и обязанностями обычной повседневной жизни, ученику необходимо чувство перспективы и пропорции. Однако Форстер был несколько нетерпелив в отношении стремящихся, которые были настолько поглощены жизнью своей личности и зачарованы собственными поступками, мыслями и 87] переживаниями, что ученичество отступало на второй план. Он называл это «немного ученичества для удобства», а о поглощенности личностью он говорил: «Ничто не слишком важно, а большая часть вообще ничего не стоит».

На очень ранней стадии нашего общения я усвоила один бесценный урок от Фостера. Он всегда делал то, что считал правильным в свете «плана Бога для человека», как он это называл, и проживал последствия, не реагируя на мнения и реакции других. Он всегда говорил: «Делай, что должно быть сделано, настолько разумно, насколько возможно, и пусть щепки летят, куда им угодно». Он говорил мне: «Не реагируй, будь выше этого, дай ему пролететь мимо тебя». Это была жизненно важная позиция в той жизни, которую нам пришлось вести в группе ради работы. На нашу с Фостером долю, как и на долю Фостера и Алисы, выпадали похвала и осуждение, одобрение и критика, и нам приходилось оставаться незатронутыми ни тем, ни другим.