|
обликом в гриме Ивана Грозного. А между тем этот грим целиком
построен на выявлении форм и пластики его лица. Только нос
подвергся небольшому пластическому изменению. Шаляпин вылепил
верхнюю горбинку и удлинил его конец вниз по вертикали от второй
горбинки, образованной окончанием его собственного носа. Свои
округлые, короткие ноздри он увеличил под прямым углом вниз,
продолжив их к острию носа. Слегка изменив округлые линии крыльев
своего носа на ломаные линии, усилив живописью резкость их формы,
он добился хищного разлета ноздрей своего персонажа. Со
скульптурно вылепленным контуром характерного носа Ивана Грозного
гармонирует излом его бровей, поднимающихся вверх у виска и под
резким углом опускающихся к переносице. Тени и блики усиливают
выразительность его глаз. Вся фактура изможденных, впалых щек царя
выполнена с точным учетом пластики и морщин лица Шаляпина. Тонкой
линией он остро выявляет свою носогубную морщину. Живописно
выполненная тень и высветление при соприкосновении с этой
морщиной создают иллюзию старческой складки. Щека повисает. На
месте едва ощутимой собственной скулы он полутенями, глубокой
тенью и бликом лепит выпуклую, резкую скулу страшного старца.
Никакого насилия над своим обликом.
Космы седых жестких волос и торчащая клином борода дополняют
гармонию его лица. Возникает образ царя Ивана Грозного, более
близкий подлинному облику Ивана IV, реконструированному
Герасимовым, нежели образ Грозного, известный по картинам Репина,
Васнецова, Шварца, по скульптуре Антокольского.
По такой же системе строились и остальные гримы Шаляпина, в их числе и гротесковый грим Дона Базилио. Они не только не мешали подвижной мимике его лица, но, наоборот,усиливали, делали видимыми движения души в чертах внешнего облика персонажа.
Это была настоящая портретная живопись на живой фактуре лица Шаляпина. "Когда мне однажды пришлось увидеть,- пишет Р. Симонов,- как после спектакля Шаляпин снимает грим, у меня было такое ощущение, будто безжалостно смывается замечательная картина, так высокохудожественно были созданы все его гримы ".
Шаляпин гримировал не только лицо, но и руки. В некоторых ролях он покрывал живописью грима все открытые части тела: плечи, грудь, ноги. Увлеченный ваянием, он лепил себя гримом, как скульптор, добиваясь фактуры бронзы или камня.
Перед нами два снимка одних и тех же лет. На первом - Шаляпин в лодке с друзьями, раздетый до пояса. Его руки, плечи, грудь отнюдь не отличаются атлетически выраженной игрой мускулатуры.
На втором снимке - Шаляпин запечатлен загримированным в образе Мефистофеля, в одноименной опере Бойто. Какая мощная лепка рук, как явственно проступает и перели-вается каждая мышца, каждое сухожилие кисти! Весь он кажется вылитым из бронзы! Но все это исполнено живописным гримом на теле актера. "Мефистофель,-писал В. Дорошевич,-распахнул черное покрывало, в которое закутан с головы до ног,-и показались великолепно гримированные голые руки и наполовину обнаженная грудь. Костлявые, мускулистые, могучие.
Решительно, из Шаляпина вышел бы замечательный художник, если б он не был удивительным артистом".
Его живопись на собственном теле была подчас не менее совершенной, чем работы профессиональных художников. Репин был потрясен шаляпинским исполнением Олоферна. "Когда я прочел,-писал он в одном письме,-что Головин это изобразил, и если его приобрела Третьяковская галерея значит стоит... Какое разочарование!!! Я увидел весьма слабые упражнения дилетанта. Из тех ассирийских тонов, какие Шаляпин дивно воспроизвел на сцене, Головин одолел только слабую раскраску, как офицеры на фотографии. А рука! Если Шаляпин гениально провел по живой своей мощной руке архаические черты, по главной схеме мускулов, то это бедный дилетант наковырял такую ручищу!!! И как он скучно елозил - раскрашивал! - телесной краской!!!".
Именно поэтому со сцены его образы казались ожившими произведениями живописи и скульптуры. Они и в самом деле были такими.
Существование во внутреннем мире персонажа изменяло облик Шаляпина. Он ощущал на себе лицо и тело другого человека, потому что отчетливо видел его во внутреннем зрении. И образ его он воспроизводил гримом на собственном лице, а иногда и теле.
Тайна его удивительных гримов-портретов заключалась в том, что персонажи жили в его лице своими характерами и душевными состояниями и смотрели на мир своими глазами. "Никакой грим,-писал Шаляпин,-не поможет актеру создать живой индивидуальный образ, если из души его не просачиваются наружу этому лицу присущие духовные краски-грим психологический... Грима может и не быть, а соответствующее ему душевное движение все-таки будет при художественном, а не механическом исполнении роли".
Такой гармонии лица и души персонажа Шаляпин достигал в начале во внутреннем видении опорного образа. Ощущения внутреннего мира и облика настолько проникались друг другом, что душевное состояние персонажа становилось видимым. Но опорный образ внутреннего видения не устойчив и не определен до тех пор, пока существует только в зыбкой сфере воображения. И Шаляпин овладевает искусством фиксации образа, его творческой материализации. Он превращается в художника.
Каждую свободную минуту Шаляпин уделял графическим поискам образа. "Стоя у письменного стола,-пишет беседовавший с ним корреспондент "Петербургской газеты",-он водит карандашом по белому листу бумаги... Он то поправляет рисунок, то бросает карандаш и ходит большими шагами по комнате". Возможно, что такой перерыв в рисовании
— 222 —
|