облика персонажа он шел не "от себя", а "от образа", добиваясь полного внешнего перевоплощения. "Грим-писал Шаляпин,- нужен прежде всего для того, чтобы скрыть индивидуальные черты актера. Мое лицо так же будет мешать царю Борису, как мешал бы ему мой пиджак". Современники, и в особенности многочисленные фотографии Шаляпина в разных ролях, свидетельствуют о том, что в образе персонажа он обладал той внешностью, которую требовал характер, и сквозь этот облик никогда не просвечивало лицо самого актера. Перед нами три фотографии Шаляпина. На одной из них Шаляпин запечатлен в жизни, на других в образе Ивана Грозного ("Псковитянка" Римского-Корсакова) и кузнеца Еремки ("Вражья сила" Серова). И трудно найти что-нибудь общее между этими тремя лицами. Мягкие черты лица Шаляпина, открытый взгляд его светлых глаз, благородство артистически красиво откинутой головы нигде не проявляются в созданном им на своем лице облике Грозного-царя. Образ этот жесток и напряжен. Все в нем подчеркивает страшную силу и готовность к свирепой расправе. "Старческая шея его наклонена, точно под тяжелым ярмом,-писал Стасов,-...он словно ищет жертв, он бы, кажется, только того бы и хотел кого-нибудь схватить да послать на пытку и дыбу". Это лицо угрожает каждой своей чертой: хищным носом, тонкими судорожно сжатыми губами и, наконец, взглядом пронизывающих глаз, несущих опасность и способных пригвоздить любого на месте. Совсем другим предстает Шаляпин под гримом Еремки. Он не похож на актера, играющего какую-то роль. Перед нами живая разухабистая физиономия опустившегося пьяницы. Отвратительное испитое лицо со свойственной ему развязной ухмылкой. В нагло издевательском — 220 —
|