Говорю ли я то, что думаю? Не скрываю ли я чего? Не нахожу ли уместный ответ вместо правдивого? Все эти вопросы помогут нам приблизиться к правде. Этот подход действует и в обратном случае. Если наши тексты кажутся нам рыхлыми, водянистыми, вялыми, можно догадаться, что где‑то мы не были до конца честны. Тогда можно спросить: Какую правду я пытаюсь сгладить? Что я боюсь сказать прямо? Что я не готова признать? Недавно я прочла книгу о «духовном пути», от которой мне стало сильно не по себе. Самая настоящая «духовная» книга, но написана таким агрессивным надменным тоном, которому, казалось бы, не место в духовных делах. Духовные опыты автор разделил в ней на степени и породы настолько категорично, что превратил благочестие в соревнование, а не в награду за хорошо прожитую жизнь в нашем нелегком мире. В отличие от книги Логгинзов – со всей ее вздорностью она меня вдохновила; в этой было немало набожности, от которой я сама стала вздорнее. Я просто не ощущала, что могу доверять такому стилю изложения, не могу верить, что мне говорят правду, всю правду и ничего, кроме правды. Какой бы возвышенной ни была тема – сам текст показался мне пустышкой. Подобный диссонанс, привкус фальши проникает в наши произведения, когда мы используем их, чтобы что‑то спрятать, вместо того, чтобы что‑то раскрыть. Текст прозрачен, как шелковый шарф, и форма наших эмоций всегда видна на просвет. Отчасти именно поэтому многие писатели испытывают творческие застои. Они не хотят знать то, что знают, и поэтому избегают бумаги и ручки – и ясности, которую они несут. – У меня сейчас не получается писать, – говорит мне подруга Глория. – Почему? – Ну, у меня трудности с Фрэнки. – Думаешь уйти от него? – Не знаю и знать не хочу. Наверное, да. Если посмотреть трудной правде в лицо, записав ее на бумагу, она может стать дверью. То, где мы сейчас, становится промежуточным пунктом на пути к тому, куда мы стремимся. «Я наблюдаю за своей болью уже три месяца. Делается только хуже, а не легче. В декабре мне удалят кисту. А в январе, когда отдохну, я уйду от Фрэнки». Правда не всегда приятна, но она приводит к ясному пониманию себя, к здоровому ощущению обилия возможностей и становится попутчиком по дороге из той жизни, что у нас сейчас, к той, которая нам понравится больше. Для Кенни Логгинза и его жены написание книги стало мостом между поверхностными и печальными отношениями к глубокому, заземленному и радостному браку. И муж, и жена писали с усердием крестьянина, что пашет богатое, но каменистое поле. Работа непростая. Работа не быстрая, но она стоила всех усилий. «Добросовестный труд» превратился в «добросовестный текст». Книга, которую они составили из своей жизни, и жизнь, составленная из книги, когда они только брались за работу, казались им «невообразимыми». — 96 —
|