Право писать

Записав что‑то, рано или поздно я начну применять это в жизни. Сначала я наблюдаю с бо?льшим состраданием, а потом и действую тоже. Сначала я ощущаю собственную уязвимость, а потом и сострадаю уязвимости других. Почитаемая писательница Джоан Дидион[44] сказала, что писать – значит говорить «я, я, я». Да, верно, – но не только. Когда пишем, мы говорим еще и: «Он, она, оно, они». И еще «мы».

Писательство фокусирует нас – и дает двигаться вовне, в мир вокруг. Красота в глазах смотрящего – но еще и в руках пишущего, ведь мы пишем, чтобы тронуть – и это прикосновение целительно. Писать – значит в первую очередь прикасаться и затрагивать.

Мы пишем, когда что‑то трогает нас до глубины души. Мы пишем, потому что хотим тронуть кого‑то еще. Мы пишем, чтобы прикоснуться к божественному, – или потому, что оно «прикасается» к нам. Когда пытаемся писать честно, мы говорим о контакте со своими чувствами. И о контакте с самим собой.

Было бы прекрасно, если бы мы могли писать с отрешенностью хирурга. Было бы удобно сохранять стерильность и холодность скальпеля. Но такие произведения были бы бессердечными, и, в итоге, это уже не искусство. Истинное искусство требует подлинной честности, а это значит, что и ради своих произведений, и ради самих себя мы обязаны овладеть навыком уязвимости.

Многие боятся писать именно потому, что выражение себя на бумаге делает пишущего уязвимым. Отчасти это правда, но бо?льшая правда, по‑моему, заключается вот в чем: как только делюсь чем‑нибудь на бумаге, я становлюсь немного менее уязвимой. Я обретаю землю под ногами и готова на ней вы стоять.

На этой неделе я написала, что счастлива и что, судя по всему, начинаю влюбляться. Какой‑то части меня хотелось поспешить с подозрениями и заявить: «Охохонюшки. Если у меня с ним не сложится, я буду выглядеть как дура». Это та же часть меня, которая хочет писать, одним глазом посматривая в отзывы критиков.

Размышляя о писательстве, я вспоминаю композитора Билли Мэя[45], который говорил, что у всех нас есть сто лошадей для творчества, и если тридцать из них обеспокоены тем, что скажут критики, и еще тридцать – тем, что мы делаем себя слишком уязвимыми, для работы остается всего сорок. Хитрость в том, продолжал он, чтобы объединять своих творческих лошадей. Иными словами, когда пишем, дать себе заниматься только этим и прекратиться тревожиться, маяться и морочить себе голову тем, что подумают наши читатели. Это осознанная практика – и осознанный выбор – оставаться уязвимым. Никому она не дается с легкостью. Это трудно – и, тем не менее, именно в этом кроется наша личная сила.