Искусство толкования. Часть 2.

«Беззаветная любовь» - это, в сущности, сильная господ­ствующая потребность в том ее качестве, в котором она -потребность роста и развития, а не нужды, не обязанности. Такая потребность мобилизует все наличное вооружение чело­века; значит - и сверхсознание. А воспитание и обучение -педагогическая деятельность вообще - без него не может быть плодотворной, как и любая деятельность, в которой не все может быть рационально в буквальном смысле - т.е. провере­но логикой разума и прошлым опытом.

Это все те профессии и специальности, которые включают в себя учет, организацию, обработку конкретных взаимодей­ствий реальных людей - каковы они есть со всеми их общими и индивидуальными качествами, свойствами, способностями.

Сверхсознание (интуиция) является индикатором устойчи­вой доминанты - главенствующей потребности, характеризу­ющей человека. В чем и когда он бывает наиболее н а х о д ч и в ? Чем преимущественно интересуется? Что любит? Чем упорнее всего увлекается? Это - его главенствующая потребность, в ней пробуждается и присущее ему сверхсознание. В ней он талантлив - в меру отпущенного ему природой. Если речь идет о работнике театра, то уместен и следующий вопрос: где пробуждается его интуиция - на сцене или за кулисами - в коридорах и кабинетах? Там он и талантлив.

Перерождение добрых начинаний

В приведенной ранее цитате М. Ганди перечисляет имена проповедников бескорыстной любви, справедливости, служения людям; они могут быть примерами потребности «для других», достигшей чрезвычайной силы; сам М. Ганди - яркий тому пример. Без таких людей едва ли могут обойтись сколько-нибудь значительные реформы общественного строя, револю­ции и массовые движения. Их идеи находят многочисленных и горячих приверженцев и получают широкое распространение.

При этом знаменательно, что альтруистические идеи, овла­дев массами и поступив в распоряжение людей господствую­щих - обладающих властью, - всегда более или менее видо­изменяются. Обнаруживается, что они могут быть использова­ны с целями, весьма далекими от тех, благодаря которым они приобрели популярность. Писатель В. Розанов в начале наше­го века обратил внимание на то, что «в порядке истории начала всех вещей хороши» (230, стр.251). Таковы, например, «начала» христианства, различных реформации и революций -в их первых шагах заключались отрицания устаревших норм удовлетворения социальных потребностей и провозглашение новых, для введения их в общественную жизнь. Но норма, действительно вошедшая в жизнь, бывает если и выше той, на смену которой приходит, но все же значительно ниже той, которая вводилась и идея которой была движущей силой и знаменем реформации или революции. Не это ли дало осно­вание М.Ганди для печального вывода: «Осуществить реформу жаждет всегда сам реформатор, а не общество, от которого нельзя ожидать ничего, кроме противодействия, недовольства и даже суровых гонений. В самом деле, почему бы обществу не считать регрессом то, что для реформатора дороже жиз­ни?» (60, стр.205). Не более оптимистичен и Б. Шоу: «Револю­ции еще никогда не облегчали бремени тирании: они только перекладывали его с одних плеч на другие» (цит. по 301, стр.157). Основанием для этих чрезмерно категоричных, веро­ятно, утверждений служит, надо думать, то, что рожденное потребностью «для других» превращается в дела, выполняемые большей частью людьми, подчиненными главенствующей по­требности «для себя», поскольку последние, во-первых, более распространены (согласно «закону два к одному») и, во-вторых, располагают большими возможностями для захвата значительных командных постов в человеческом обществе.