Искусство толкования. Часть 2.

Здесь следует вспомнить о том, что главенствующая по­требность человека обычно не осознается им. Та или другая из потребностей «для себя» и «для других», присущая данному человеку как преобладающая над другой, входит в его естественную природу - он не может не повиноваться ей, даже если бы захотел того, и он не может представить себе другого нормального человека без этой потребности той си­лы, какая свойственна ему самому. В социальных потребнос­тях средней силы это весьма затрудняет выяснение их объек­тивного происхождения от той или другой.

Так, например, вопреки обычным поверхностным суждени­ям, «гордость и смирение - почти одно и то же <...> пожалуй, именно сходство обоих чувств можно даже было бы принять за меру их истинности и верности», - утверждает Р.-М. Рильке (228, стр.169). Может быть, он прав? Вероятно, удовлетворен­ность скромным местом в человеческом обществе есть скром­ность и эта же удовлетворенность - источник гордости.

Сострадание, казалось бы, вытекает из потребности помо­гать, служить - «для других». Но Ст. Цвейг убедительно за­мечает: <«...> есть два рода сострадания. Одно - малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпе­ние сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страда­ний ближнего. Но есть и другое сострадание - истинное, ко­торое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже выше их» (304, стр.5). Такое сострадание неизбежно трансформируется в дела конкретной помощи, а малодушное - в дела, отвлекающие от неприятного и успокаивающие собственную совесть. Впрочем, встречается ведь и полное отсутствие всякого сострадания...

Достоевский считал, что «сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия человечества» (цит. по 80, стр.434). Сэлинджер связывает его с деловой зрелостью челове­ка - «признак незрелости человека - то, что он хочет благо­родно умереть за правое дело, а признак зрелости - то, что он хочет смиренно жить ради правого дела» (270, стр.132).

Ярким примером того, что Ст. Цвейг называет «нетерпением сердца», представляется мне доброта царя Алексея Михайловича, как его характеризует В.О. Ключевский; боярин Ф.М. Ртищев в его описании может служить примером доминирования по­требности «для других» - т.е. сострадания подлинного.