- Значит, Моржуев у нее поселился? И между вами вклинился? Вот собака! Но это дело исправимое. Хотя лично я не советую тебе ее возвращать. Это что получается – только ты за порог, она нашла другого? Возможно, в кофе он подмешал коньяку, потому что вдруг запел: Жена найдет себе другого, А мать сыночка – никогда… Я не желал слушать эту самодеятельность. И прямо об этом завопил. Маркофьев прекратил вокальные упражнения. - Ужас: ты прожил бы с человеком целую жизнь и не узнал бы, какой он. Какая она, - исправился Маркофьев - А тут тебе – на блюдечке выдают ответ: смотри, вот он… вот она вся. Тебе крупно повезло! Счастье, что она от тебя отцепилась… - Без нее мне ничего не нужно! – выпалил я. - Ладно, - вздохнул он. – Поезжай за коробкой. А я займусь улаживанием твоего семейного конфликта. ЧТО БЫ Я БЕЗ НЕГО ДЕЛАЛ! Что бы я без него делал! Позже я узнал: Маркофьев срочно вызвонил Моржуева и строго-настрого наказал ему рвать когти и все нити, связывавшие его с Вероникой. И Моржуев ей, моей Веронике, объявил, что между ними все кончено. И ничего и быть не могло. (Она потом долго восхищалась его редкостной порядочностью и истинно мужским поведением.) Я же, прямо с Центрального телеграфа, устремился к гостинице "Украина", откуда было рукой подать до Белого дома. Из телефона автомата позвонил по номеру, указанному в бумажке и произнес пароль. Бодрый мужской голос (я узнал его, он принадлежал владельцу "Ауди") спросил, есть ли у меня тара? - Какая? – не понял я. - Под бабки? Вы же хотите четыре миллиона? Налом? Я замялся. - Хорошо, вынесем в ксероксной коробке, - пообещал мне собеседник. Он вышел с коробкой, даже не перевязанной бечевкой. В ней топорщились пачки долларовых банкнот. Как было тащить такую тяжесть? И такой груз – у всех на виду? Я сказал, что должен съездить хотя бы за чемоданом или купить три-четыре портфеля… Но, когда вернулся и снова позвонил, никто к телефону не подошел. — 240 —
|