|
- Ко мне нельзя, - сказала она. - Почему? – захотел узнать я. - Он дома. Вернулся и спит, - шепотом, наверно, чтобы не потревожить покой любимого человека, произнесла она. - Послушай, - заговорил я. – Давай обсудим ситуацию серьезно. Подлинное сочувствие неболтливо. И может выражаться и молчанием тоже. Лишнее же сюсюканье способно только возбудить подозрение в неискренности… Лишним напоминанием о девочке я боялся причинить тебе боль. Разумеется, я готов ее удочерить. И вообще сделать то, что ты скажешь. Она была настроена покладистее и, я бы сказал, игривее, чем ночью. Возможно, приход Моржуева ее перезарядил, сменив минусовые эмоции на плюсовые. - Ты еще устроишь свою судьбу. Ты – равнодушный, себялюбивый… А он… - Вероника метнула взгляд на незакрытую дверь. - Такой одинокий… Неприкаянный… Никому не нужный… Хотя говорит на восьми языках… - Это он тебе сказал? Может, проще нанять восемь переводчиков, чтоб ты с ними общалась, ни на ком не зацикливаясь, - не слишком уклюже и уместно сострил я. Она не поддержала шутливого тона. - У него нет друзей… А у тебя… Один Маркофьев чего стоит! Попутное замечание. Женщина, когда влюбляется, все видит в неверном, искаженном свете. Так же, как и мужчина, впрочем. Потеряв рассудок, я схватил ее за плечи и попытался поцеловать. Она отпихнула меня. - Но я без тебя не могу! – закричал я. Она отчеканила: - Если не отвяжешься, я пожалуюсь папе. Ты помнишь, кто у меня папа? Он с тобой такое сделает… Он может. У него право на хранение именного оружия… НА БЛЮДЕЧКЕ С центрального телеграфа (мобильная связь, я был предупрежден, может прослушиваться) я принялся названивать Маркофьеву и, когда его, разбуженного и плохо соображавшего со сна, подозвали к телефону, вернее, отнесли трубку ему в постель, заныл, заскулил, жалуясь и вопрошая: что делать и как мне теперь вернуть Веронику? Опытный жуир и ловелас сказал, что должен первым делом выпить кофе, я слышал позвякивание ложечки о чашку, видимо, Маркофьев размешивал сахар и сливки, потом раздался шелест газеты и, наконец, он лениво поинтересовался, забрал ли я коробку? Услышав отрицательный ответ, мой друг напустился на меня с упреками. Я сказал, что ни за какой коробкой не поеду, потому что не хочу жить. Тут он понял всю серьезность моего настроения. И моих намерений. И уточнил: — 239 —
|