На другой день после того, как произошло убийство Юлия Цезаря, один из лидеров заговорщиков, организовавших убийство, Брут, обратился с речью к народу. Он попытался объяснить, что его целью было уберечь Римскую республику от диктатуры. Его слушали спокойно, молча, так что, казалось, ему вполне удалось убедить слушателей в том, что он был и остается достойным гражданином, движимым верными мотивами. Тогда его место занял Марк Антоний, желавший произнести хвалебную речь о Цезаре. Казалось, его захлестывают эмоции. Он заговорил о своей любви к Цезарю и о любви Цезаря к римлянам, которая выразилась в его — Цезаря — завещании. При этих словах толпа зашумела, требуя огласить завещание. Нет, сказал Антоний, ведь, если он огласит его, они узнают, как глубока была любовь Цезаря к ним и каким невероятно подлым и злодейским было убийство. Толпа настаивала на том, чтобы он прочитал завещание; вместо этого он поднял вверх обагренную кровью тогу Цезаря, демонстрируя всем пятна крови и отверстия от ударов кинжалов. Вот этот удар нанес великому полководцу Брут, говорил он, а вот этот — работа Кассия. Затем он наконец-то огласил завещание, в котором говорилось, какое богатство оставил Цезарь римскому народу. Удар был смертельным — гнев толпы обратился на заговорщиков. Антоний был умен и отлично понимал, каким образом можно взволновать народ. Видя, что люди находятся во власти его красноречия и глубоко взволнованны его словами, он стал подмешивать к восхвалениям Цезаря нотки сострадания и негодования по поводу его участи. Язык обольщения призван пробуждать эмоции, волнение, поскольку взволнованных людей проще убеждать. Антоний применял разные приемы для возбуждения слушателей: его голос то дрожал, словно от волнения и горя, и опускался до шепота, то вновь возвышался в обличительном гневе. Взволнованный голос оказывает на слушателей сильнейшее воздействие, позволяет оратору мгновенно заразить их своим настроением. Антоний еще и играл с толпой, нарочито оттягивая объявление последней воли Цезаря — он знал, что этим можно довести людей до крайности. Выставив напоказ окровавленные одежды убитого, он многократно усилил впечатление от своей речи. Может, вы не собираетесь ввергать толпы в смятение; вам только нужно привлечь на свою сторону людей. Тщательно подбирайте риторические приемы и слова. Вам может казаться, что следует подробно и обстоятельно разъяснять людям свои соображения. Но слушателям трудно определить, разумны ли ваши доводы. Им приходится сосредоточиться, внимательно ловить каждое ваше слово, следовательно, напрягаться. А вокруг множество других раздражителей, отвлекающих их, так что, упустив какую-то часть ваших речей, они путаются, нервничают, ощущают ваше интеллектуальное превосходство. В итоге, вместо того чтобы убедить слушателей, вы лишь вызвали у них чувство неуверенности. Обращаясь к сердцам, а не к умам людей, можно добиться куда больших успехов. Все испытывают довольно похожие чувства, и ни один человек не ощущает неполноценности от сознания, что эти чувства пробуждает в нем кто-то. Толпа сплачивается, единое чувство мгновенно объединяет всех. Антоний говорил о Цезаре так, словно и он и его слушатели сами пережили убийство вместе с Цезарем. Могло ли это не вызвать в их душах живейшего отклика? Прибегайте к такому искажению перспективы, при котором ваши слушатели ощущали и переживали бы то, о чем вы говорите. Позаботьтесь об эффектах. Действеннее переходить от одного настроения к другому, а не монотонно бить в одну точку. Фрагменты речи Антония, в которых он восхвалял Цезаря и с ненавистью и презрением обличал убийц, разительно контрастировали друг с другом. Благодаря этому он добился эффекта намного большего, чем если бы выдержал речь в одном эмоциональном ключе. — 238 —
|