Отношение Исаака Ньютона к людям поражает. Однажды в школе, оценив свое магическое превосходство над сверстниками, он поверил в свою исключительность. Ясно осознав, что его мозгу подвластны такие интеллектуальные упражнения, которые кажутся сказочными чудесами окружающим, Ньютон забредал все дальше в своем бесконечном творческом поиске, основанном на нескончаемых сериях экспериментов. Первоначально – для компенсации своего социального уродства. Позже развитие мыслительных качеств не только дало ему в руки неоспоримые аргументы для внутреннего возвышения над окружающими, но и позволило не тяготиться обществом, легко и без внутреннего противоречия отвергая тех, кто так настойчиво и продолжительно отвергал его самого. По всей видимости, психическое зацикливание Ньютона на научных поисках выражалось в полной сублимации социальной составляющей в течение большей части его жизни: все, что не являлось научными изысканиями, просто отбрасывалось как отвлекающий раздражитель, ненужная помеха. Любопытно, что таковым оказывалось все, или почти все. Ученый предпочитал не общаться с людьми, если становилась ясной бесполезность такого общения для дальнейших научных опытов. Он поддерживал отношения лишь с несколькими учеными, имея практическую пользу от таких отношений. Его исключительная одержимость дошла до такой степени, что с человеком, в течение двадцати лет делившим с ним комнату и являвшимся незаменимым помощником при проведении многих научных экспериментов, он расстался практически без малейших эмоций, а их личное общение было сведено лишь к обмену несколькими записками скорее делового, чем личного характера. Позже, когда вместе с оригинальными научными решениями появились и критики, ученый возненавидел их – как более мощные отвлекающие раздражители, которые при некоторых обстоятельствах становятся преградой на пути к намеченным достижениям. Но критики, как это часто бывает, сыграли свою положительную роль. Именно они вытащили сурового обитателя мрачной кембриджской келии на свет публичности и заставили общаться с миром. Сначала осторожно, путем длительной и детальной переписки, а затем все более откровенно и настойчиво. В какой‑то момент ученый осознал, что если он не ввяжется в борьбу, многие его достижения попросту могут отобрать. Быть первопроходцем лишь перед Богом, как он хотел раньше, теперь было явно недостаточно: дельцы от науки, как полагал Ньютон, намеревались присвоить его успехи, опять оставив его ни с чем, то есть безоружным против людей. Ученый, внутренним движителем которого было скорее желание достичь высот, обеспечивающих неуязвимость, нежели любовь к сомнительному ближнему, так и не сумел заставить себя уважать соперников. Он сохранил к ним отношение униженного ребенка и оскорбленного подростка, кем ему много раз приходилось быть. Упрямец отказывался признавать в своих достижениях роль предшественников, не позволяя себе даже упоминать их имена. Хотя многие решения были так или иначе стимулированы чтением и детальным изучением научных трактатов, Ньютон упорствовал, относя результат лишь на свой счет. Он действительно невероятно развил свои способности к синтезу и научился совмещать и увязывать то, в чем никто до него не усматривал никаких связей. Но людей он признавать не мог! — 211 —
|