|
Джек получил настоящий впрыск свежей крови, когда в один из угрюмых, ничем не выделяющихся дней получил сразу два спасительных письма с предложениями напечатать его рассказы. Правда, первое настолько его разочаровало, что, не будь второго, оно подорвало бы его веру. Некоторое время начинающий литератор пребывал в жутком трансе: журнал соглашался напечатать его рассказ за… пять долларов, при том что, по самым скромным подсчетам, его многочасовая работа стоила долларов сорок. Его работу теперь оценили гораздо дешевле, нежели в тот период, когда он гробил себя в кочегарке, работая один вместо двоих кочегаров. Неизвестно, чем бы закончилось сражение Джека с самим собой, не получи он в тот же день второго письма: другой журнал соглашался заплатить ему сорок долларов при условии сокращения рассказа вдвое… Начинающий литератор воспрянул духом. Однако самым большим испытанием Джека на прочность оказалось приглашение через несколько месяцев после согласия двух журналов напечатать рассказы (за эти месяцы он не смог опубликовать ни строчки) на работу почтальоном. Для изголодавшегося, изнуренного беспрерывной работой Джека это был бы не просто выход из положения, но действительно лакомый кусок – стабильные шестьдесят пять долларов в месяц казались фантастической суммой для человека, получавшего за тяжелый труд рабочего не более доллара в день и не заработавшего вовсе ничего в течение нескольких последних месяцев. Они позволили бы ему вести спокойную размеренную жизнь, обзавестись семьей и… стать счастливым обывателем своей страны. Пожалуй, нельзя точно утверждать, сумел бы Джек Лондон справиться с таким искушением, если бы на помощь ему снова не пришла мать, со страстным пафосом возвестившая, что ее сын – обладатель истинного литературного таланта, и посему должен, обязан писать, а не думать о том, чтобы обречь себя на пожизненное безрадостное прозябание в роли безликого человека с омертвелой профессией. Забвение не для него! Экзальтированная, восторженная личность, она сумела пробудить в легко зажигающемся сыне сильные чувства, взывая к его театрализованно‑романтическому началу, всегда присутствовавшему в душе Лондона. И несмотря на то, что духовное состояние Джека было далеко не в лучшей форме, он принял генеральное решение: стать писателем или умереть! Заковав себя в новые цепи еще более жесткого режима, Джек пошел в наступление. Ни в одной тюрьме так не истязают работой заключенных, как добровольно загонял себя Джек. Он изучил структуру многих десятков журналов, чтобы определить самые существенные зерна в современной печатной продукции, позволяющие ей попасть на страницы журналов. Он стремительно писал, писал и писал, не останавливаясь и не оглядываясь. В перерывах между сражениями за место на литературном Олимпе Джек снова и снова изучал по многочисленным книгам «тайны земли, вселенной, материи и духа, мерцающего в этой материи». Когда он уткнулся в Спенсера, ему показалось, что под воздействием внезапного прозрения в голове у него начинает формироваться собственная система восприятия мира. Он потратил немалую часть времени на всевозможные каталоги слов и понятий, он заучивал наизусть целые отрывки из понравившихся книг, чтобы необходимые слова и выражения всплывали в нужный момент сами собой. Джек продвигался, как всегда, широким фронтом – атакуя редакторов и издателей с их нормами и традициями, ученых с их учениями, маститых писателей с их весомыми произведениями – всех одновременно. Его главными наставниками стали Спенсер, Ницше, Маркс и Дарвин. Его отдых заключался лишь в смене вида работы, а голод и безденежье оказались лучшими на свете стимуляторами внутренней энергии, источник которой в человеке ВОЛЕВОМ, как выяснил Джек Лондон, оказался неиссякаемым. — 216 —
|