Мне нравилось думать, что, возможно, он самая большая любовь моей жизни. Мне нравилось думать что, несмотря на непреодолимый барьер, который существовал между нами, все, тем не менее, было вопросом времени. Мне нравилось страдать, ожидая целыми днями, иногда неделями, когда же он мне позвонит; умирать от радости, когда в телефонной трубке наконец-то звучало его «алло!». Мне нравилось ждать его писем по e-mail. И проходить мимо его дома каждый день после работы, даже если мне приходилось ездить из Vila Madalena в Higienopolis, чтобы увидеть его припаркованную машину. И еще мне нравилось позвонить ему домой и молчать в трубку, слушая его нетерпеливый и любопытный голос с другого конца провода. Мне нравилось отправлять ему подарки, цветы, плитки шоколада, сваренного мной, книги. Мне нравилось все, что о нем хоть издали напоминало. Мне нравилось проходить мимо окон издательства, в котором он работал, и представлять себе, как он там трудится. Мне нравилось открывать списки работников журнала, в котором он сотрудничал, и видеть его подпись в уголке, понимая, что это именно он был редактором такой-то статьи. Я заболела Бету. Однажды, за неделю до Дня Матери, я нашла вложенный в журнал «Veja» каталог эксклюзивных предложений «Shopping Center Norte», а я знала, что это он делал оформление газеты. Я помнила, как он комментировал фотографии моделей так, словно они его давние знакомые. Я расплакалась. Я смотрела на всех этих мам, некоторые из которых были молодыми и красивыми, светлыми, а некоторые – старыми, почти бабушками, и я представила, как они ему улыбались, пока он ими командовал во время фотосессии, как он ласково касался их лиц, этих счастливых и спокойных женщин. «И это мой Бету, Бету, Бету», – повторяла я про себя, пока не дошла до истерики. Никогда еще ни одна статья не потрясала меня настолько. Я сохранила эту газету по двум важным причинам: она была создана тем, кого я обожала, и в ней была реклама мебели, которую я собиралась подарить маме в праздник (интересно, мне дали бы скидку, если бы я показала статью?). Но несмотря ни на что, я верила в него, чувствовала себя в безопасности рядом с ним, ощущала себя желанной и знала, почти наверняка, что он никогда не сделает мне зла. Во всяком случае, намеренно. Он был рядом со мной, держал меня за руку с удовлетворенным видом – и в мое двадцативосьмилетие, потом на двадцатидевятилетие (завладев уже не только рукой), и, наконец, в мое тридцатилетие, когда он уже убедил меня, что нас обоих ничто больше не удерживало вместе и что уже пора было завязывать настоящие отношения. — 39 —
|