Кика - женщина с изюминкой

И не надо мне пудрить мозги разговорами, будто только женщина может знать, что именно приятно другой женщине. Это чушь. Все, что я люблю из чувственных наслаждений, не имеет ничего общего с хорошо отработанными техническими навыками в ощупывании (или в ощупывании языком) определенных частей тела.

Выход из этого тупика явился в форме невольного созерцания секретных мужских прелестей.

Я вспомнила волнение, которое невозможно сдержать перед голым фаллосом. И вспомнила о том, какое потрясающее удовольствие получаем мы, видя, как волнуется его мужская анатомия в момент, когда мы раздеваемся. Вид набухшего члена (по твоей вине) – что-то на самом деле несравненное. Даже если вслед за увиденным придется выносить грубый, ненасытный секс. Я даже нахожу, что в этом заключается великая красота. Быть мужчиной – это призвание: вцепиться в женщину, обладая архитипичным превосходством. Только поймите, я здесь не расчищаю поле для садистов, боже упаси. Но как истинно исповедующая гетеросексуальность я чувствую кожей восхитительную власть категоричного грубого секса. Испытать физическое превосходство мужчины – величайшее противоядие от болезни самодостаточности. Дорогой читатель, быть женщиной так не просто! Заботиться о собственной заднице, оплачивать счета, быть признанной на работе, укладывать детей перед тем, как самой идти в постель, следить за собой и регулярно совершать покупки на рынке. И никого, кто бы защитил, назвал «моя хорошая» или просто пожалел. Но все мои печали развеиваются, когда эта красивая мужественность меня хватает – сладко и сильно, с нежностью профессора и грубостью боксера. Я становлюсь маленькой, покорной и опьяненной. И я вспоминаю, возрожденная, что я всего лишь женщина. От этого ослепительного оцепенения приходит уверенность, что «I’mnotinthevaginabusiness »[17] .

Бету было тридцать лет, и он работал художником-оформителем в одном издательстве. Действительно, его голос произвел на меня грандиозное впечатление, как и его красота, аристократические манеры и вид человека, который созерцает жизнь со стороны, словно зритель, и никогда не выступает в ней действующим лицом. В выражении его лица всегда присутствовала печаль, которая дополняла и усугубляла мою хроническую истеричность. Мне это нравилось. Он был спокойный, крайне наблюдательный и отлично умел слушать. Я обожаю иногда поговорить просто с любым человеком, готовым меня выслушать, а тем более – с таким красивым и непонятным мужчиной. Я получала сумасшедшее удовольствие от его непритворной заинтересованности.