|
По логике, дальнейшее обсуждение темы должно было коснуться актуальных тем жизни геев. Самой перспективной для этого мне показалась наша переписка с Виталием, человеком независимо мыслящим, отличающимся широким спектром интересов, автором талантливых писем и мастером тонких наблюдений. И верно, диалог о Томасе Манне, разговор о трудностях поиска возможных однополых партнёров, о парадоксах идентификации геев по их "групповой принадлежности", об ироническом отношении геев к феминным представителям своей общности и о крайних, психопатических формах поведения, свойственного "хабалкам", – всё это было как нельзя кстати. И всё это, однако, не в полной мере соответствовало планам автора. Скажем, предметом обсуждения стала не гениальность Томаса Манна, а его мнимая педофилия! Вопрос об этом (по сути, нелепый) возник из-за страха оказаться педофилом, который был кошмаром автора писем, Виталия. И что же? Дальнейшая переписка всё-таки вернулась к теме творчества немецкого классика. На первый план вышел мало освещённый литературоведами факт биографии автора "Смерти в Венеции" и "Признаний авантюриста Феликса Круля". Страх разоблачения, который роднит Манна с другими пасынками нашего гетеросексистского мира, привёл писателя к мысли "излечиться" от собственной гомосексуальности. Он решил запугать себя трагической историей страсти вымышленного писателя Ашенбаха к польскому подростку Тадзио. Увы, попытка самолечения Манна с треском провалилась, но зато он нашёл способ поведать миру об ослепительном и одновременно мучительном счастье своей однополой любви. Так создаются литературные шедевры, которые, в свою очередь, побуждают к творчеству великих режиссёров. Вопреки гомофобии неблагодарного человечества, стремление "выговориться", присущее геям-творцам, украшает и обогащает нашу культуру. Этот аспект переписки с Виталием открывает ещё одну тему. Речь идёт о попытках писателя Владимира Набокова поставить под сомнение право геев на счастье, чувство собственного достоинства, на признание человечеством. Мишенью его нападок стал ни кто иной, как Томас Манн. На лекциях по литературе, которые Набоков читал американским студентам, он приводил в качестве примера беспросветной писательской пошлости именно "Смерть в Венеции". Часть аудитории немедленно вставала со своих мест и демонстративно покидала лекционный зал в знак протеста против бестактных и ничем не оправданных нападок на своего любимого писателя. Эти студенческие демарши не смущали Набокова, повторявшего свои однотипные смехотворные выпады из года в год. — 197 —
|