Другой раз он говорит: Терпким медом сладимы, становятся сладостны вина; О, как приятен союз сладостно—пылких сердец! Сладостный Алексид Клеобула пылкого любит — Разве Киприда и тут мед не смешала с вином? [перевод Ю. Голубец] О Минске168 («мышонке»): Мальчик прелестный, своим ты мне именем сладостен тоже, Очарователь — Минск; как же тебя не любить?! Ты и красив, я Кипридой клянусь, красив совершенно. Если ж суров, — то Эрот горечь мешает и мед. 168 Минском звали одного из пажей Аотиоха; см. Полибий, ?, 82, 13.
Знаю всего я одну красоту. Глаз мой — лакомка хочет Лишь на Минска смотреть; слеп я во всем остальном. [перевод Ю. Шульца] Но особенно восторгается поэт красотой глаз Минска: (а) «Тир, я Эротом клянусь, питает красавцев; Минск же //Всех их затмил, воссияв, словно как солнце меж звезд». (Ь) «Дивная прелесть сверкнула; он пламя очами швыряет. //Или Эрот подарил мальчику громы в борьбе? //Здравствуй, Минск! Страстей огонь ты людям приносишь — // Мне же сверкай на земле благостным только огнем!» [перевод Ю. Шульца] (с) «О Минск! В тебе пристань обрел корабль моей жизни. //И последний души вздох посвящаю тебе. //Юноша милый, поверь мне, клянуся твоими очами, —- //Светлые очи твои даже глухим говорят: //Если ты взгляд отуманенный бросишь, — зима предо мною, //Весело взглянешь — кругом сладкая блещет весна!» [перевод В. Печерина] Прежде поэт сам посмеивался над слишком влюбчивыми глупцами, но Эрот не склонен с ним шутить: Пойман теперь я, не раз смеявшийся прежде над теми, Кто среди буйных пиров к отрокам страстью болел. Вот, Минск, и меня Эрот перед дверью твоею Здесь поместил, надписав: «Благоразумья трофей». Однако не один Эрот радуется своему триумфу — Минск тоже с ликованием поздравляет себя с победой над упрямцем: Был я еще не настигнут страстями, как стрелы очами Выпустил в грудь мне Минск, слово такое сказав: «Вот, я поймал наглеца и гордо его попираю. Хоть на лице у него царственной мудрости знак». Я же ему чуть дыша отвечал: «Не диво! И Зевса Также с Олимпа Эрот вниз совлекал, и не раз». [перевод Ю. Шульца] Но поэт вскоре позволяет обратить себя в новую веру, и теперь, когда он уверен в любви своего Минска, его счастье омрачает лишь одно — опасение, как бы мальчика не похитил Зевс. Из многочисленных стихотворений, посвященных другим звездам, приведем лишь некоторые: Жаждущий, я целовал дитя нежнейшее летом, Жажду свою утолив, так напоследок сказал: «Зевс, наш отец, ты пьешь нектар на устах Ганимеда, Видно, напиток такой стал для тебя как вино?» — 306 —
|