Восток, Запад и секс. История опасных связей

Он больше туда не возвращался, замечает Стигмюллер. Он отправился домой и спустя шесть лет произвел на свет бессмертную “Госпожу Бовари”, где ничто не напоминает о Египте – ни место действия, ни тема, ни персонажи. Однако Египет, напоминает нам Стигмюллер, отнюдь не исчез из памяти Флобера, и даже в 1880 году, незадолго до смерти, Флобер писал племяннице, что “мечтает увидеть пальму на фоне синего неба и услышать, как аист щелкает клювом на вершине минарета”. Это была все та же стойкая западная мечта о Востоке как о крае, который Флобер называл изобилием красок, опьяняющих, ярких, ароматных, о крае, где ощущаешь такую полноту бытия и такое буйство чувств, какие немыслимы на Западе.

Глава 6

Просвещение из Индии

Все набухало нежными холмами, будто сладострастными округлостями юной негритянки.

Ричард Фрэнсис Бёртон, “Занзибар: город, остров и побережье”

Окруженный неминуемыми опасностями там, куда не отваживался забраться до него ни один европеец, живя “под крышей фанатичного князька, у которого с языка не сходило слово “смерть”, среди народа, ненавидящего иностранцев”, британский исследователь Ричард Фрэнсис Бёртон вполне мог бы довольствоваться единственной задачей – остаться в живых. Эмир, о котором шла речь, был абсолютным монархом Харэра – города на холме в Сомали (ныне – Хараре в Эфиопии), о котором раньше почти нигде не знали. Но в середине XIX века Харэр прославился не только как легендарный центр исламской учености, но и, подобно самой Мекке (где Бёртон уже побывал годом ранее, переодевшись афганским странником), как город, запретный для гяуров.

Харар был идеальным местом для европейца, мечтавшего раскрыть тайны Востока, – так Бёртон думал об Африке, хотя, строго говоря, ее и нельзя отнести к Востоку. Бёртон прибыл туда в 1854 году после долгого и полного опасностей похода по пустыням Восточной Африки. Почти весь путь он проделал, притворяясь арабом по имени Хаджи Мирза Абдулла, однако его все больше мучили опасения, что светлый цвет кожи выдаст его обман, и потому, оказавшись перед эмиром Харэрским, он сознался, что он британский солдат и явился “узреть свет очей Его Высочества”. А затем по привычке, свойственной этому человеку, пережившему множество грозивших смертью приключений, по мере того как протекала неделя за неделей его фактического заточения в Харэре, он не только описывал в дневниках, но и испытывал на себе чары местных женщин.

“На груди у них вытатуированы звезды, – писал Бёртон о рабынях, которые были захвачены, по-видимому, в войнах с галла, одним из самых многочисленных народов в Сомали, и с которыми он развлекался. – Брови дорисованы в длину, глаза обведены краской, ладони и ступни выкрашены хной”. Бёртон поступал с девушками галла так же, как с многими другими женщинами, которых встречал в самых разных краях, куда его заносили странствия. Прежде всего, он спал с ними – в этом можно почти не сомневаться. Но Бёртону, великолепному активному наблюдателю, этого было мало, и он описывал их во всех анатомических подробностях, в духе тех ренессансных путешественников, что живописали сказочные чудеса Востока, он тщательно описывал их странные и экзотические обычаи. В случае девушек галла это была особая эротическая техника, которую он наблюдал и в других частях Восточной Африки, особенно в Египте: речь шла о приеме, который он позже упомянул в сноске к своему переводу “Тысячи и одной ночи” и при котором “пускается в ход влагалищная мышца-сжиматель – сфинктер, которым особенно славятся абиссинские женщины”. При такой технике партнерша, называемая каббаза , что по-арабски значит “держательница”, “садится на мужчину верхом и вызывает любовный оргазм не сладострастными телодвижениями и изгибами, а тем, что сжимает и разжимает круговую мышцу влагалища, обхватывающую мужской член”. Это умение доступно любой женщине, но не все пускают его в ход. Арабские работорговцы щедро раскошеливаются на женщин, владеющих этим приемом.