|
Однажды утром я застала господина Ксавье уже вставшим с постели, с голыми ногами. На нем была, я помню, белая шелковая рубашка с голубыми горошинками. Одну ногу он держал на краю кровати, другую на ковре, от чего получилась поза вполне откровенная, но далеко не скромная. Я хотела уйти, но он меня позвал обратно: — Что такое? Войди же! Разве ты меня боишься?.. Ты, значит, никогда не видела мужчины? Он прикрыл свои ноги рубахой и, скрестивши обе руки на коленях, раскачиваясь всем телом, стал рассматривать меня долго, настойчиво, в то время как я гармоническими и медленными движениями, краснея немножко, ставила поднос с чаем на маленький столик возле камина. И как будто он действительно видел меня в первый раз, он мне сказал: — Да ведь ты прелестная женщина! Сколько времени ты здесь служишь? — Три недели, барин. — Это великолепно! — Что такое великолепно, барин? — Великолепно то, что я до сих пор не заметил, что ты такая прелестная девушка! Он спустил свои ноги на ковер, хлопнул себя по бедрам, которые были у него так же крупны и белы, как у женщины, и сказал мне: — Поди сюда! Я подошла, немножко взволнованная. Не говоря ни слова, он взял меня за талию и заставил сесть возле себя на краю постели. — О, господин Ксавье! — прошептала я, слабо отбиваясь. — Оставьте, я вас прошу… Если бы ваши родители видели вас? Тогда он начал смеяться. — Мои родители… Ну, знаешь, я ими сыт по горло… Это у него было любимое слово. Когда у него о чем-нибудь спрашивали, он отвечал: я этим сыт по горло. И всем он был сыт по горло. Для того, чтобы отдалить немножко решительный момент, так как его руки скользили по моей кофточке все нетерпеливее и смелее, я спросила: — Есть одна вещь, которая меня интригует, господин Ксавье… Почему вы никогда не присутствуете на обедах вашей матери? — Знаешь, они мне скучны, обеды мамы. — И как это случилось, что ваша комната единственная, в которой нет портрета папы? Это замечание ему польстило. Он ответил: — Ведь я анархист, дитя мое. Религия, иезуиты, священники… Ах, нет, я достаточно на них насмотрелся… Они мне надоели… Общество, составленное из таких людей, как мой отец и моя мать?.. Таких мне больше не надо! Теперь я чувствовала себя хорошо с господином Ксавье… в котором я находила те же пороки, тот же жаргон, что у всех парижских шалопаев. Мне казалось, что я его знаю уже многие годы. В свою очередь он меня спросил: — Скажи мне, ты в связи с моим отцом? — С вашим отцом! — воскликнула я, притворяясь возмущенной. — Ах, господин Ксавье… с таким святым человеком?! — 815 —
|