|
Она мне указала, где лежит белье господина Ксавье, его галстуки, обувь; каждый раз она прибавляла: — Мой сын немножко вспыльчив, но это прелестный мальчик!.. Или: — Умеете ли вы складывать брюки? О, господин Ксавье дорожит своими брюками больше всего. Что касается шляп, то было условлено, что это относится не ко мне и что честь разглаживать их ежедневно принадлежит лакею. Я находила чрезвычайно странным то обстоятельство, что в доме, где есть лакей, хозяйка возлагала на меня обязанность услуживать господину Ксавье. — Это весело, но это, может быть, не совсем прилично, — говорила я себе, пародируя слово, которое моя хозяйка повторяла беспрестанно и по всякому поводу. И действительно, мне все казалось странным в этом странном доме. Вечером на кухне я узнала многое. — Необыкновенный дом, — рассказывали мне там. — Сначала удивляешься, а потом привыкаешь. Иногда нет ни одного гроша в целом доме. Тогда барыня уходит, приходит, бегает, уезжает и приезжает, нервная, измученная и все время грубо бранится. Барин не отходит от телефона. Он кричит, угрожает, умоляет, бесится у аппарата… А судебные взыскания… часто случалось, что метрдотель должен был из своего кармана уплачивать по счетам разъяренных поставщиков, которые ничего больше не хотели давать в дом… Однажды в их приемный день их лишили газа и электричества… А вслед за этим вдруг — золотой дождь… Дом утопает в деньгах… Откуда они являются? Этого, например, никто не знает. Что касается слуг, то они ждут целыми месяцами своего жалования… но в конце концов им всегда его уплачивают, но ценой каких сцен, ссор!.. Это прямо невероятно… Хорошо я попала… Нечего сказать, повезло мне в тот единственный раз, когда я поступила на большое жалование… — Господин Ксавье опять не ночевал дома эту ночь, — сказал лакей. — О, — сказала кухарка, пристально глядя на меня, — сегодня он, может быть, придет домой… А лакей рассказал, что в это самое утро приходил какой-то кредитор господина Ксавье и устроил скандал. Там, вероятно, было что-нибудь очень скверное, потому что хозяин присмирел и должен был уплатить крупную сумму, четыре тысячи франков, по крайней мере. — Барин страшно рассердился, — прибавил он. — Я слышал, как он говорил барыне: — Это так не может продолжаться… Он нас опозорит… Он нас опозорит… Кухарка, которая, казалось, была вообще очень философски настроена, повела плечами. — Их опозорить? — сказала она насмешливо. — Плюют они на это… Они возмущаются тем, что нужно платить… — 811 —
|