|
Несмотря на искреннее негодование по поводу этого убийства, для всех почти моих собеседниц, как мне кажется, самое насилие и все чувственные образы, которое оно вызывает, служат если и не совершенно оправдывающими, то, по крайней мере смягчающими вину обстоятельствами, ведь насилие связано с любовью. Тут же рассказывается много подробностей, припоминают, что маленькая Клара целые дни проводила в лесу. Весной она там собирала ландыши, анемоны, из которых делала букеты для городских дам. Летом были грибы и другие цветы. Но что ей было делать в лесу в это время, когда там нечего собирать? Одна из собеседниц основательно замечает: — Почему же это отец не выразил никакого беспокойства, что дочь пропала? Может быть, он сам и совершил это насилие? Другая, не менее основательно на это отвечает: — Но если бы он это хотел сделать, зачем ему нужно было бы уводить свою дочь в лес! Тут Роза вмешивается в разговор: — Это, конечно, очень темная история! Я… У нее появляется какое-то многозначительное выражение на лице, она говорит очень тихо, как будто хочет посвятить нас в страшную тайну: — Я… я ничего не знаю. Я ничего не хочу утверждать. Но… Наше любопытство становится еще напряженнее от этого «но». Шеи вытягиваются, рты раскрываются. Со всех сторон слышны голоса: — Но что? Но что? — Но… я не стала бы удивляться, если бы это оказался… Мы все замираем в ожидании. — Господин Ланлер, вот, если хотите знать, что я думаю, — заканчивает она с выражением грубой и низкой жестокости в голосе. Одни протестуют, другие воздерживаются. Я утверждаю, что Ланлер не способен на такое преступление: — Он? Боже мой! Да, у него, бедного и храбрости не хватило бы на это. Но Роза с еще большей ненавистью в голосе настаивает на своем: — Не способен? Та-та-та! А маленькая Жезюро? А девочка из Валентена? А маленькая Дужер? Вспомните-ка? Не способен? — Это другое дело, это другое дело. В своей ненависти к Ланлеру другие не идут так далеко, как Роза, до формального обвинения в убийстве. Он сожительствует с маленькими девочками, которые соглашаются на это? Что же! Еще куда ни шло. Но чтобы он их стал убивать? Нет, невероятно. Роза упорно стоит на своем. С пеной у рта, стуча по столу, она волнуется, кричит: — Да говорю же я вам, что так, да я положительно уверена в этом. Молчавшая до сих пор госпожа Гуэн, своим бесцветным голосом заявляет: — Барышни мои, в таких делах трудно сказать что-нибудь. Для маленькой Жезюро это было неслыханное счастье, что он ее не убил, уверяю вас. — 772 —
|