|
И подписался: «Д. де Кантель». На другой день он получил от своей любовницы письмо-телеграмму, сообщавшую, что она придет в час. Он чувствовал себя несколько взволнованным в ожидании ее прихода и принял решение сразу же, не откладывая, объявить ей обо всем; потом, когда острота волнения пройдет, убедить ее, доказать ей, что он не может оставаться холостяком всю свою жизнь и что раз г-н да Марель упорно продолжает жить, ему пришлось подумать о выборе другой, законной подруги. Тем не менее, он был взволнован. И, услышав звонок, он почувствовал, что сердце его сильно забилось. Она бросилась в его объятия: — Здравствуй, Милый друг! Потом, почувствовав его холодность, она пристально посмотрела на него и спросила: — Что с тобой? — Садись, — сказал он. — Нам нужно поговорить серьезно. Она села, не снимая шляпы, откинув только вуаль, и стала ждать. Он опустил глаза, обдумывая, с чего начать. Потом медленно заговорил: — Дорогая моя, я сейчас очень взволнован, опечален и расстроен тем, что должен тебе сказать. Я тебя очень люблю, люблю всем сердцем, и боязнь причинить тебе горе терзает меня еще больше, чем новость, о которой я сейчас тебе сообщу. Она побледнела, начала дрожать и прошептала: — Но в чем же дело? Говори скорей. Он произнес грустным, но решительным тоном, с той притворной удрученностью, с какой всегда возвещают о радостных огорчениях: — Дело в том, что я женюсь. Она испустила вздох, — вздох женщины, теряющей сознание, скорбный вздох, вырвавшийся из глубины души; потом начала прерывисто дышать, не в силах произнести ни слова. Видя, что она не отвечает, он продолжал: — Ты не можешь себе представить, сколько я выстрадал, прежде чем принял это решение. Но у меня нет ни положения, ни состояния. Я совсем одинок в Париже. Я нуждался в существе, которое утешало бы меня и поддерживало своими советами. Я искал подругу, союзницу — и нашел ее. Он замолчал, надеясь, что она что-нибудь ответит, приготовившись к взрыву негодования, к оскорблениям, крикам. Она приложила руку к сердцу, словно желая сдержать его биение, и продолжала тяжело, судорожно дышать: грудь ее трепетала, голова дрожала. Он взял ее руку, лежавшую на ручке кресла, но она порывисто вырвала ее и прошептала, словно в каком-то оцепенении: — О боже мой!.. Он опустился перед ней на колени, не осмеливаясь, однако, коснуться ее, но более смущенный ее молчанием чем самой бурной вспышкой, прошептал: — Кло, моя маленькая Кло, войди же в мое положение. Пойми меня. Для меня было бы величайшим счастьем, если б я мог жениться на тебе. Но ты ведь замужем. Что же мне остается делать? Подумай сама, подумай! Я должен занять положение в свете, а для этого мне нужно иметь свой дом. Если б ты знала!.. Бывали часы, когда мне хотелось убить твоего мужа… — 345 —
|