|
«Я не забываю, что Ришард — ксендз… или это всегда так?… Если я даже совершаю кощунство, то почему же я не ощущаю греха? И почему меня тянет к таинствам? Перед смертью я хотела бы исповедаться у него… Ах, да, сначала нужно обратиться к другому ксендзу, покаяться, проклясть свою любовь, отречься от нее, получить отпущение грехов… потом можно снова исповедаться у Ришарда… только он будет тогда уже ксендз Ришард Иодко… Целая пропасть ляжет между нами… Ах, какой ужас, какая боль!.. Как мое счастье грустно…» Странная слабость и темнота в глазах заставила ее опустить молитвенник. «О, как мне плохо!» Она думала с глубокою печалью: «Ришард был и есть для меня — все. Однажды он спас мою душу от отчаяния. Потом он показал мне, какой прекрасной может быть жизнь при обоюдной любви… Теперь он приготовит меня к смерти, чтобы я не слишком мучилась перед нашей разлукой…» Она снова взялась за молитвенник, но дурнота увеличилась. Почти ничего не видя, Мечка вышла из костёла. Кто-то подал ей руку и усадил на извозчика. Дома она несколько пришла в себя, переоделась, заказала чай. Электрический свет смягчался кружевным абажуром. Белые розы, присланные вчера ксендзом Иодко, тонко и сладко примешивались к аромату духов. Темный мех красиво оттенял матовый блеск ее кремового шелкового пеньюара. Она иначе причесалась и надела кольца с аметистами, подарок ксендза Иодко. Аметисты, осыпанные бриллиантами, так нежно играли. Она хотела быть красивой. Несколько раз в нетерпении подходила она к окну. Ковер заглушал ее легкие и словно робкие шаги. Тяжелая занавесь отдергивалась по кольцам. Кольца легонечко постукивали, как кастаньеты. Улица была пуста. Снег сыпал и сыпал без устали. Ветер намел целый сугроб около противоположной стены. Наконец, телефон позвонил. — О, Ришард… так долго. — Прости… Сегодня очень много исповедывалось… Что с тобой, дитя?.. Ты ушла, как смерть… — Мне было плохо. — Я сейчас еду к тебе. — Я жду. Через четверть часа она впускала его. Ксендз Иодко обнял Мечку. Никогда еще она не видела его таким зловеще-спокойным. — Тебе пора на юг… — Раньше весны?.. Ни за что. — Но, ты, понимаешь ли свое состояние?.. Ты умрешь. — Может быть. Он чуть-чуть улыбнулся и положил ее руку себе на глаза. — Если ты умрешь теперь, я прокляну нашу встречу. Она испугалась. Что же ей делать? Она должна была умереть. Она это чувствовала. Она знала это раньше от врачей. Давно уже дело шло к концу. Старый знаменитый Кухельбах сказал ей: «Вы будете ходить до последней минуты… у вас нечеловеческие нервы… потом вы ляжете, не встанете и умрете в три-четыре дня. Я считаю ваше истощение опаснее туберкулеза»… — 1242 —
|