Янка никогда не подымалась, если сидела. Она созерцала написанное, распевая во все горло. Туфли спадали у нее с ноги. Ее черные волосы были подхвачены чем-то огненным, а платье разорвано под мышками. — Я — бездарность. Черт возьми, это ясно, как день! — восклицала она. Мечка ничего не понимала в живописи. Однако ей казалось, что Янке недостает оригинальности. Однажды Мечка изумленно застала здесь Эрну Фиксман. Эрна позировала обнаженной. — Ах, что вы, мадам Беняш? — спокойно сказала она. — Как вы страшно исхудали… У вас остались только одни глаза… У Мечки слегка закружилась голова. Она и не подозревала, что можно быть прекрасной без платья. Она боялась смотреть на Эрну. Ей казалось, что она косвенно оскорбляет Фиксман. Эрна заметила впечатление и пришла в веселое настроение. — Сознайтесь, вы испугались? — Нет, но… я не привыкла. — Говорите, это только чувственность. Потом Эрна вывалила целую кучу новостей. Ее муж Фиксман увлекся кокаином и отравился. Ивановская очень удачно вышла замуж, а Ружинский голодает в Петербурге. «Синий топаз» распался. Об Улинге пишут во всех газетах. Костя Юраш… — Будь осторожна, — закричала Янка, — это мое последнее увлечение! — Костя Юраш здесь. Он рисует плакаты и хорошо зарабатывает. Янка зевнула и натянула чулок. — Если бы я вышла замуж, то только за него, — объявила она, — Юраш крепок, как свежее яблоко. — Вы с ума сошли? — испугалась Мечка. — Юраш — ходячий порок. Янка прищурилась. Возразила с ударением, мешая краски на палитре: — Во-первых, порок — достоинство. Кто на все способен, тот всего может достигнуть. А во вторых, с ксендзом Игнатием он разошелся. — О!.. — Да… Ксендз Игнатий стал осторожен. Янка принялась за работу. Она отставляла далеко ногу, свистела, пела, бросала двусмысленности, снова молча увлекалась кистью и была счастлива. Эрна соображала что-то. — Сегодня натурщица, завтра — барыня, — несколько раз повторила она. Мечка думала, что сюда, как когда-то к сестрам Дэрип ее гнала тоска. Она не могла ежедневно видеться с ксендзом Иодко. Целый заговор составился вокруг них. Она боялась всех в доме, начиная со швейцара. Около его конфессионала толпились женщины. Она изнывала от ревности. Любовь превращалась в пытку. И она уныло задумывалась, склоняясь над каталогом «Салона». По окнам сбегали дождевые струйки. Лужи на улицах и в саду морщились, собирались в складочки. Ветер поднимал юбки женщин и срывал шляпы с мужчин. — 1239 —
|