|
— Лузовскую нужно спасать… Она должна измениться… — В чем именно? — По отношению к отцу Игнатию. — А! Раз вся эта история была известна, Мечка только пожала плечами. Бедная Тэкля!.. Но развязность Ващенковой забавляла ее. — Тэкля больна теперь… — Да. Ее нужно спасать… — И вы часто спасаете? — Мы — христианки. Это наш долг. Мечка покачала головой. — Вы говорите «священник», а не «ксендз»? — Да. Я — русская католичка. Меня шокирует… — Вот как! Они помолчали. — Вы принимали здесь католичество? — Нет, В Париже. Местная колония насчитывает около трехсот конвертиток, но настоящих только тридцать… — Настоящих? — Да. Мы ежедневно причащаемся. И, видя улыбку Мечки, раздраженно: — Я живу только для церкви. Она не умела объяснить, что это значить на практике. Она употребляла выражения вроде: «живое слово священника», «благодатное влияние обедни», «спасительная вера» и т. д. Она говорила об искусстве: «оно развращает», и о науке: «она никому не нужна». Она рассказывала о собраниях конвертиток у нее на квартире, где они читали душеспасительные книги. Мечку утомила эта неумная женщина, произносившая каждое слово значительно и тщеславно. Они холодно простились. Тэкля производила жалкое впечатление. Напрасно Мечка и Стэня и бабця умоляли ее хотя переменить комнаты, хотя лечиться. И только в рождественски пост Лузовский приехал лично и насильно увез жену в Меран. * * *Была суббота. Мечка переоделась, готовая выйти на вечерню. Но пришла Стэня Зноско. Вся она облипла снегом. — Какая метель! Неужели же вы выходите? — Да. Извините меня, Стэня… — Ничего. Я посижу у вас минуточку… — Как здоровье бабци? — Благодарю. Тоскует о Тэкле… — Разве Тэкля?.. — О, нет… она — молодцом. Но бабця считает заграницу адом. Потом Стэня заговорила с гневом… Янка окончательно влюбилась в Юраша. Юраш принимает католичество, и весной они поженятся. Бабця плачеть целыми днями, однако обещала отдать им дачу и уже готовит приданое. — Все это штучки ксендза Игнатия. Недаром Янка бегала к нему… О, урод! Они вышли вместе. Вечерня уже началась, когда Мечка села на свою скамью возле колонны. Сильное головокружеше навело ее на грустные мысли. — Ришарду будет трудно без меня. Как раз ксендз Иодко шел мимо. Их взгляды встретились, и она прочла в его глазах беспокойство и вопрос. Пели Magnificat. Клубы ладана поднялись из матово-серебряной кадильницы. Мечка думала грустно: — 1241 —
|