|
В самом деле, — умная, ловкая, властная старуха имела чуть ли не единственную слабую струнку в характере, — зато и господствовала же над ней струна эта! Демон игры владел Рюлиной беспрекословно. Несмотря на очень значительный доход, она никак не могла собрать капитала для жизни рентою, о которой мечтала уже лет пятнадцать. То разоряла биржа, то обижали карты и тотализатор, то ощипывала рулетка. — Хотя бы вы любовника завели на старости лет, — язвила ее Адель, — чтобы бил вас и не позволял вам просчитываться! И старуха, которая в других случаях не терпела — куда уж насмешек над собою! — взгляда без почтения, жеста неуважительного, — на этот выговор конфузилась, отмалчивалась, отсмеивалась. — Не надо ворчать, Адель! Если выиграю, пойдет тебе же на приданое. — Смотрите: моих не продуйте! — безнадежно возражала Адель. Ей искренно хотелось, чтобы игра не сбивала старуху с пути к ликвидации. Она находила, что пора им сойти с опасной сцены. — Не всегда счастье. Так нельзя надеяться, что можно продвигать вечно. Столько конкуренток, каждый день новые… Положим, по делу, нам никто из них не опасен. Но в профессию начинает влезать такая шваль… от них всего скверного следует ждать!.. Каждый день возможен донос, скандал, и все полетит к черту!.. Да наконец надо же когда-нибудь и просто остепениться! Я совсем не намерена покончить свою жизнь в этих милых трудах… Я отдала им более двадцати лет жизни… В день моего четвертьвекового юбилея я говорю: баста! — и складываю оружие. Пора жить! — жить, черт возьми, а не прокисать в работе! Маша долго не могла поверить, что Адели уже сорок лет: до того казалась моложава, крепка и здорова эта красивая женщина, скованная лет на девяносто жизни. — Бывают же такие железные! — завидовали ей все. — Она и спит-то вполглаза, точно кошка, — право! — Если надо, хоть трое суток могу не спать! — похвалялась сама Адель. Она была педантично воздержанна в своем общем житейском режиме, — сколько позволяла профессия, разумеется. Вина она выпивала обязательно пол-литра в день, одного и того же, красного, довольно высокой марки, и уж больше нельзя было заставить ее выпить никакими просьбами, — хоть насильно в рот лей. Но спаивать целые компании и самой среди них разыгрывать полупьяную — была великая мастерица. Рестораторы ее обожали, потому что не было в Петербурге равной искусницы опустошить все близстоящие бутылки на столе, не выпив из них ни глотка… Совершенно исключительная физическая сила, ловкость и гибкость ее приводили рюлинских женщин в изумление. — 1085 —
|