Половина третьего. «Форд» высадил Мари у ограды Люксембургского дворца, и ученая спешит на свидание у «левого льва». Среди сотен детей, играющих в саду, бывает маленькая девочка, которая, завидев Мари, бежит к ней во всю прыть своих малюсеньких ножек: Элен Жолио, дочь Ирэн. По виду мадам Кюри— бабушка сдержанная, не склонная к излияниям. Но она тратит много времени на всякие обходные маневры, чтобы поговорить несколько минут с этой малюткой, одетой в ярко-красное платьице и спрашивающей деспотическим тоном: «Мэ, ты куда идешь? Мэ, почему ты не остаешься со мной?» Часы на Сенате показывают без десяти минут три. Надо расставаться с Элен и ее пирожками из песка. В строгом зале заседаний на улице Бонапарта Мари садится на свое обычное место рядом со своим старым другом, доктором Ру. Она единственная женщина среди шестидесяти своих почтенных коллег, участвующая вместе с ними в работе Медицинской академии. * * *— Ах! Как я устала! — говорит почти каждый вечер Мари Кюри с бледным лицом, осунувшимся и постаревшим от утомления. Ее задерживают в лаборатории до половины восьмого, иногда и до восьми. Автомобиль довез ее до дома, и три этажа показались ей труднее, чем обычно. Она надевает ночные туфли, накидывает на плечи курточку из черного ратина. Бесцельно бродит по дому, еще более безмолвному в конце дня, и ждет, когда горничная доложит, что обед подан. Напрасный труд, если бы дочь стала говорить ей: «Ты слишком много работаешь. Женщина в шестьдесят пять лет не может, не должна работать, как ты, по двенадцать или четырнадцать часов в день». Ева отлично знает, что мадам Кюри не способна работать меньше, что такой довод рассудка был бы для нее страшным указанием на одряхление. В этих условиях все пожелания дочери могли сводиться только к одному — чтобы у матери хватило подольше сил работать четырнадцать часов в день.
Ирэн Жолио-Кюри
Фредерик Жолио-Кюри (1900–1958)С тех пор как Ирэн перестала жить на Бетюнокой набережной, мадам Кюри и Ева обедают вдвоем. Множество обстоятельств протекшего рабочего дня занимают ум Мари, и она не может удержаться, чтобы не обсуждать их вслух. Так от вечера к вечеру из ее не связанных между собой замечаний вырисовывается таинственная, волнующая картина напряженной деятельности лаборатории, которой Мари предана душой и телом. Хотя Ева никогда и не увидит всех этих аппаратов, но они становятся для нее чем-то дружественным, близким, как и сотрудники лаборатории, о которых Мари говорит тепло, почти нежно, с большим упором на притяжательные местоимения: — 243 —
|