Егор. Биографический роман

Советские издательства решались публиковать только и исключительно писателей с «хорошей» биографией. Тех, кто заслужил право на доступ к советскому читателю своим лояльным отношением к советской власти на всех ее этапах. И уж во всяком случае никогда не находился в рядах тех, кто поднимал против нее оружие. И, конечно, никогда не хотел избавиться от нее, уехав за границу.

У Булгакова весь этот набор имелся, поэтому восстанавливать его биографию было очень трудно…

3. Егор в школе и дома. Чтение

Советская власть все-таки дотянулась до последнего – главного – романа писателя, который каким-то чудом вырвался из-под ее контроля и проник в советскую печать: текст его появился в журнале «Москва» с большими сокращениями (цензурными купюрами). Но мало этого – для переводов романа за границей советская власть стала официально (но, конечно, никак об этом не объявляя) продавать эти выброшенные в советском журнале фрагменты иностранным издателям – натурально, за валюту…

После выхода обеих журнальных книжек Елена Сергеевна Булгакова добросовестно, с большой точностью все их перепечатала, указала место каждого фрагмента на журнальной странице и стала раздавать поклонникам Булгакова; иными словами – пустила в Самиздат. И сегодня еще можно встретить в некоторых российских домах пухлые журнальные книжки «Москвы» с аккуратно вклеенными машинописными вставками…

Самостоятельность мысли и непрерывная жажда познания в 9-м и 10-м классах были уже устойчивыми чертами Егора.

«Он очень много читал в это время философов. Гегель, Фейербах. Я к нему пришел, – вспоминает Виктор Васильев, – у него лежит Гегель. Ругался очень сильно, потому что очень скучно. Он говорит: “Это гораздо глубже, чем Фейербах, Фейербах поверхностный, Гегель гораздо глубже, но ужасно скучно”.

…Тогда знание первоисточников было очень важно. Для человека, их изучавшего, первоисточники были оружием, с помощью которого можно отстаивать свою точку зрения, даже вполне не ортодоксальную. Если он знал, что у Маркса на такой-то странице это написано, то он мог выложить это и сказать: “Вот, пожалуйста”. И Егор этим оружием овладел.

…Солженицына я впервые прочитал у Егора дома. “В круге первом” я читал у них таким образом: навынос не выдавалось, но я приходил к Егору, он садился заниматься, меня сажал в уголочек с книжкой, и я эту книжку там проходил. Были и другие книги, но они пролистывались за один раз или проговаривались. “Доктор Живаго” он мне дал навынос, хотя это было издание “Имка-Пресс” (парижского русского издательства, которого КГБ боялось, как черт ладана. – М. Ч.). Конечно, это не он определял, а Тимур Аркадьевич. Солженицын – это был другой уровень опасности» (КР).