Что такое психотерапия

Мы все вынуждены строить гипотезы о том, почему люди делают то, что дела­ют. Объяснение действий клиента через приписывание им социальной функции приносит пользу и помогает терапевту избежать концентрации на тяжелом про­шлом клиента. Точно так же как указания и директивы сосредоточивают клиен­тов и обучающихся на действии1, идея о социальной функции симптома приво­дит терапевта к действию. Сказать, что ребенок сидит дома и не ходит в школу для того, чтобы составить компанию матери, находящейся в депрессии, значит выра­зить интересную и полезную идею, но эта идея не обязательно соответствует дей­ствительности.

Следует ли психиатру заниматься психотерапией или выступать в качестве супервизора?

Всякий, кто когда-либо обучал работников психиатрических отделений, мог за­метить, что доля психотерапии в программах их обучения постоянно снижается. У психиатра много функций, особенно в сфере исследования и постановки диа­гнозов, и одно время они обучались также разнообразным терапевтическим уме­ниям. В прошлом их супервизоры, памятуя о том, что многие из них станут адми­нистраторами в больницах и других учреждениях, давали им знания о различных психотерапевтических школах и вырабатывали у них умения и навыки в прове­дении психотерапии.

Было время, когда не только супервизоры желали обучить психиатров психо­терапии, но и сами они были заинтересованы в том, чтобы научиться способам изменения людей (особенно тем способам, которым их не обучали учителя). Они старались узнать как можно больше о различных взглядах на психотерапию. Я вспоминаю группу обучающихся в резидентуре в госпитале Mount Zion в Сан-Франциско, которая просила меня провести с ними семинар по семейной терапии,

' See Haley, J. (1994) Zen and the art of therapy In Jay Haley on Milton Ertcbon. New York: Brunner/ Mazell

Следует ли психиатру заниматься психотерапией? 119

бывшей тогда всем внове. При этом они попросили меня сделать это втайне от пси­хиатров-преподавателей, которые все были психоаналитиками и желали, чтобы участники их резидентных программ обучались исключительно их идеологии. Воодушевление, с которым группа взялась за организацию семинара, произвело на меня большое впечатление.

С появлением психотропных препаратов в конце 1950-х гг. психотерапии в учебных программах интернов-психиатров стало уделяться все меньше внимания. Физиологические механизмы, даже вполне мифологические, и фармакология ста­ли основой учебных программ. К 1970-м гг. обучение психотерапии в резидент­ных программах содержало запрещение обсуждать лекарства и настоятельную ре­комендацию концентрироваться на терапевтических техниках изменения людей. В качестве эксперимента я однажды позволил группе участников резидентной программы по психиатрии, в которой я вел «живую» супервизию, обсудить назна­чение препаратов. Мы обсуждали женщину, страдавшую от тревоги. Я позволил группе спекулировать относительно ее диагноза и возможных рекомендованных препаратов для нее. Они обсудили множество препаратов, побочные эффекты каждого из них и медикаментозное лечение каждого из побочных эффектов. Я остановил дискуссию через 45 минут. Они были удовлетворены, так как сдела­ли что-то конкретное. Тем не менее по окончании их дискуссии не существовало ни терапевтического плана, ни понимания социальной ситуации женщины, в ко­торой возникла тревога, ни даже мало-мальских знаний о ее личной жизни, напри­мер о том, состоит ли она в браке. Они даже еще ни разу ее не видели, но напере­бой старались показать, как здорово они разбираются в фармакологии и как хоро­шо знают руководство по диагностике и тех мифических пациентов, которые в нем описаны.