Психотерапия в особых состояниях сознания

2 В последней фрейдовской теории влечений выделяется фундаментальное «лечение, противоположное влечению к жизни и нацеленное на полное устра­нение напряжения, то есть на приведение живого существа в неорганическое ^стояние. Прежде всего оно направлено внутрь, на саморазрушение, и лишь вторично проявляется в форме влечения к внешней агрессии и разрушению. Два врожденных влечения человека постоянно противоборствуют, пока логика Коллизии не приводит к торжеству инстинкта смерти.

человека заложены обе тенденции: любовь к жизни и любовь к смерти, и конкретный человек в течение жизни в каждой ситуации оказывается ближе к той или иной ориентации, про­являя себя биофилом или некрофилом.

Так живая природа дарит нам естественный ход событий вечное круговращение, в котором вновь и вновь заявляют о себе «младая кровь» и увядание, жизнестойкость бытия и его закатные формы, где плодоношение замещает первоначальное цветение, а закат венчает процесс от рассвета до гулких сумерек. Это жизнен­ное многообразие некрофил пытается подменить искусственной пульсацией, безжизненным шевелением, устремленным к окон­чательной остановке, не имеющей ничего общего с восточной нирваной, где блаженство рождено воссоединением с духом. Здесь высшая цель — всевластие распада, самодержавие смерти... «Бы­тие развертывает себя в механических конвульсиях, предваряю­щих финальное распыление. Жизнь предстает как торжествующая травестия смерти» (П. С. Гуревич, 1994). И аналог этому ищут в феномене техники'.

Некрофила влекут к себе тьма и бездна, его внимание приковано к пещерам, пучинам океана, подземельям, жутким тайнам и образам слепых людей. Самое интимное побуждение некрофила — вернуться к ночи мироздания, или к праистори-ческому состоянию. Он, в сущности, ориентирован напрошлое, а не на будущее, которое ненавистно ему и пугает его. Отсюда вытекает его общая позиция: жизнь никогда не является пред­определенной, ее невозможно с точностью предсказать и про­контролировать, поэтому, чтобы сделать живое управляемым, подконтрольным, его надо умертвить2. В самом бытии некро­фила заложено мучительное противоречие: он живет, но тяго­тится жизнью; развивается, как все биологическое, но тоскует по разрушению; ощущает богатство жизни, ее творческое нача­ло, но глухо враждебен всякому творению. Его жизненный девиз: «Страсть к разрушению есть тоже творческая страсть» (М. А. Бакунин). Его внутренний мир полон жутких картин насилия, гибели и омертвения; во внешнем мире ему тоже преж­де всего интересны картины смерти, траура, истязаний.