|
1 Табу — полинезийское слово, обозначающее предметы или живые существа, к которым нельзя прикасаться. 2 Насилие над природой, ярким примером которого является радиация, ввергает пас в конфликт с символической матерью (мы говорим о матери-природе; таким образом расщепление атома можно интерпретировать как обретение власти над «женским началом»). погоня за сексом» выходит даже далеко за пределы этого мол огичес кого факта, который всегда был известен человеку. Все чаще и чаще психологические исследования показывают что мотивом сексуального акта выступают не чувственное наслаждение или страсть, а искусственный мотив самоутверждения и безопасности; таким образом секс все больше сводится к копинг-механизму снятия беспокойства. При этом, занимаясь сексом без любви, мы подменяем ее, по сути дела, фиктивным, иллюзорным самоудовлетворением, превращая в нечто банальное и манипулятивное. Средства массовой коммуникации начинают эксплуатировать наши чувства, которые как бы обретают надындивидуальный характер. Они перехватывают и «обобщают» (то есть обезличивают) различные эмоциональные состояния — страстную любовь, глубочайшую тоску, исступленную ярость, безумную одержимость, отчаянную панику, радостное жизнелюбие и мертвящее оцепенение, — трансформируя все это в эмоциональные трафареты. А отсюда уже недалеко до формирования того, что Э. Фромм называл некро-филической ориентацией. У эрудированных обывателей слово «некрофилия» ассоциируется только с одним значением: сексуальное влечение к трупу. Однако у Фромма это понятие гораздо богаче и, можно сказать, вообще строится не на сексуальной основе1. Фромм пытается осмыслить человеческую ориентацию на разрушение и смерть, сталкивая многовековую традицию гуманизма с открытой психоанализом драмой между Эросом и Танатасом (влечением к жизни и устремлением к смерти)2. Для него в психике каждого 1 Вообще слою «некрофилия» в психологическом значении впервые употребил испанский философ Мигель де Унамуно В 1936 году по поводу националистической речи генерала Миллана Астрая в знаменитом университете Са-ламанки, где Унамуно был ректором в тот момент, когда началась гражданская война в Испании. «Только что я услышал бессмысленный иекро^шьский возглас: *Да здравствует смерть!*. И я — человек, посвятивший свою жизнь формулированию парадоксов, которые нередко вызывали гнев непонимания, — я могу сказать вам как специалист, что этот парадокс мне претит. Генерал Миллан Астрай — калека, инвалид. Я говорю это без всякого оценочного подтекста. Он получил увечье на войне. Сервантес тоже был калекой. К сожалению, сейчас в Испании много инвалидов, а скоро будет еще больше, если только Бог не Придет нам на помощь. Мне больно думать, что генерал Миллан Астрай будет Диктовать нам свою волю и навязывать всем психологию толпы. Калека, лишенный духовного величия Сервантеса, обычно ищет утешения в том, чтобы Увечить и калечить все вокруг себя» (цит. по Э. Фромму, 1994). — 301 —
|