Психотерапия в особых состояниях сознания

1987).

Филипп Арьес, один из пионеров танатологии, разрабаты­вающий проблему смерти как проблему исторической антропо­логии, выявил связь между установками в отношении к смерти, доминирующими в обществе на определенном историческом этапе, и самосознанием личности, типичной для этого общест­ва. С его точки зрения, в изменении восприятия смерти находят свое выражение сдвиги в трактовке человеком самого себя. Иными словами, обнаружение трансформаций, которые пре­терпевает смерть в коллективном бессознательном, проливает свет на структуру человеческой индивидуальности и на ее перестройку, происходившую на протяжении веков'.

Ф. Арьес намечает пять главных этапов в эволюции устано­вок по отношению к смерти.

Первый этап, который, собственно говоря, представляет собой не этап эволюции, а, скорее, состояние, остающееся, стабильным в широких слоях народа, начиная с архаических времен и вплоть до XIX века, если не до наших дней, он обозначает выражением «все умрем». Это состояние «приручен­ной смерти» (la mort apprivoisee). Такая ее квалификация вовсе, однако, не означает, что до того смерть была «дикой»2. Арьес хочет лишь подчеркнуть, что люди раннего средневековья от­носились к смерти как к обыденному явлению, которое не внушало им особых страхов. Поскольку человек органично включен в природу и между мертвыми и живыми существует гармония, «прирученную смерть» принимали в качестве естест-

Арьсс ссылается на четыре «параметра», определяющих, по его мнению, отношение к смерти. Это: 1) индивидуальное самосознание (какое значение Придается индивиду и группе?); 2) защитные механизмы против неконтроли­руемых сил природы, постоянно угрожающих социальному порядку (наиболее

)ПасНые силы — секс и смерть); 3) вера в загробное существование; 4) вера в теснУю связь между злом и грехом, страданием и смертью, образующая базис мифа о «падении» человека. Эти «переменные» вступают между собой в

озличные сочетания, сложно меняющиеся в ходе истории, но их постоянная •игра», развертывающаяся в коллективном бессознательном, ничем не обуслов­лена.

Эта смерть выражает, по Арьесу, «нормальное» отношение к Ней, тогда как Нынешнее отношение и есть «дикое».

венной неизбежности. Например, так фаталистично относились к смерти и рыцарь Роланд, и крестьянин из повести Льва

Толстого.

В прежние времена смерть не осознавали в качестве личной драмы и вообще не воспринимали как индивидуальный по преимуществу акт; в ритуалах, окружавших и сопровождавших кончину индивида, выражалась солидарность с семьей и обще­ством. Эти ритуалы были составной частью общей стратегии человека в отношении к природе. Человек обычно заранее чувствовал приближение конца и готовился к нему. Умираю­щий — главное лицо в церемониале, который сопровождал и оформлял его уход из мира живых. При этом и сам этот уход не воспринимался как полный и бесповоротный разрыв, посколь­ку между миром живых и миром мертвых не ощущалось непро­ходимой пропасти. Внешним выражением этой ситуации может служить, по мнению Арьеса, то, что в противоположность погребениям античности, которые совершались за пределами городской стены, на протяжении всего средневековья захоро­нения располагались на территории городов и деревень: с точки зрения людей той эпохи, было важно поместить покойника поближе к усыпальнице святого в храме Божьем. Мало того, кладбище оставалось «форумом» общественной жизни; на нем собирался народ, здесь и печалились, и веселились, торговали и предавались любви, обменивались новостями. Такая близость живых и мертвых («постоянное, повседневное присутствие жи­вых среди мертвых») никого не тревожила.