Психотерапия. Теория и практика

Несмотря на то что выделен и описан круг функций психотера­певта как устойчивая организация, высветилась и особая сложность такого описания. Эта сложность состоит в том, что и сами выде­ленные функции изменяются в процессе психотерапии. Например, это можно сказать о функции апелляции к авторству и стимулиро­вании ответственности. Для начального этапа психотерапии харак­терен уровень рациональной решимости пациента «быть» в тера­пии, взять на себя часть ответственности за психотерапевтические отношения, что заканчивается заключением контракта. На втором этапе, где происходит знакомство и отчасти «сбор объективной информации», это скорее ответственность за суждение, за его соот­ветствие действительности. Для следующей стадии характерна от­ветственность за открытость и, наконец, на этапе конфронтации проблема ответственности становится самостоятельной психотера­певтической проблемой. Другие функции в психотерапии также претерпевают свои изменения, будучи представленными в той или иной мере на всех ее этапах.

Остановимся подробнее на некоторых этапах психотерапии.

Так, на начальном этапе психотерапии терапевт открыт для того, что ему говорит пациент, он пытается понять, что за человек перед ним сидит, чем он живет, что его волнует. Можно сказать, что оп­ределяющим является спокойное восприятие, без специальной реф­лексии. В этом смысле мы определяем начальные этапы психотера­пии как естественный нерефлектированный диалог между психоте­рапевтом и пациентом. Создается ситуация, аналогичная проектив­ному квази-эксперименту, цель которого - создание условий для максимизации проекции, снятие всех внешних барьеров, для того чтобы остались только внутренние, максимальная спонтанность. В этом смысле характер взаимодействия между психотерапевтом и пациентом предписывает психотерапевту быть нейтрально-добро» желательным, все принимающим, поддерживающим, минимально вмешивающимся (Г.Меррей, Д.Рапапорт, Е.Т.Соколова).

В проективно организованной ситуации психотерапии, в про­цессе ее развертывания начинается постепенное вычленение из мас­сы терапевтического материала образа Я и образа Другого. По­скольку в процессе диалога с терапевтом у пациента снимаются ог­раничения для самовыражения, он начинает проецировать на тера­певта устойчиво-значимые, желаемые (и/или отторгаемые) образы Другого, что в ситуации «здесь и сейчас» позволяет воочию уви­деть фиксированные позиции его внутреннего диалога. Пациент на этом этапе может еще не осознавать их внутренний действитель­ный смысл. Терапевту важно уловить эту позицию (чувственно, а потом уже рационально) и как бы на время позаимствовать ее, по­быть в ней, чтобы ощутить на себе все тонкости, «пустоты», «дыры», но и преимущества позиции, которую ему «отводит», «предлагает» пациент, стать значимым лицом во внутреннем диалоге пациента (одновременно и во внешнем). В другой терминологии психотера­певт позволяет себе быть мишенью проективной идентификации, т.е. он провоцирует, создает, усиливает перенос, таким образом соприкасаясь с манипулятивной природой проективной идентифи­кации «здесь и сейчас», напрямую соприкасаясь с патологией паци­ента. В отличие от З.Фрейда, вводившего промежуточное звено против переноса и контрпереноса в виде «третьего» лица, которо­му, по Фрейду, предназначаются чувства пациента в действитель­ности, что явилось своеобразной защитной реакцией психотерапев­та, ограждающей его от втянутости в терапию «живьем» (Л.Шер­ток, Р.Соссюр, 1991), в данном случае вся ответственность перено­сится на психотерапевта. Последний принимает на время («контей­ниирует») все проявляемые пациентом чувства как предназначен­ные персонально ему, равно как и ответственность за собственные терапевтические ответы, не повторяющие прошлые травматизации со стороны Другого. Иными словами, контрпереносные чувства психотерапевта, являющиеся частью психотерапевтического про­цесса, становятся специальным методом, позволяющим точно диагносцировать характер патологии клиента и выбирать оптималь­ный путь для психотерапевтического вмешательства.