|
— Когда пишешь книгу, ты неизбежно создаешь воображаемую группу. Некоторые по какой-то причине почувствуют близость к тому, о чем ты пишешь, и, следовательно, будут представлять тебя. Я не уверен, что существуют типы людей, но клиенты приходят ко мне с идеей. Конечно, это очень индивидуально, но если бы я мог обобщить, то получилось бы, что я интересуюсь психоанализом как одной из идей среди многих. Иными словами, меня очень интересует психоанализ, но я не думаю, что это концепция высшего порядка. В какой-то момент Вордсворт может быть не менее полезен нам, чем Фрейд. Я не принимаю фундаментальных ученых. Я не склонен принимать людей, строгих приверженцев Кляйн, Фрейда или кого-либо еще. Различий между людьми, с которыми я работаю, вероятно, больше, чем сходств. — Сколько людей обращается к Вам для “образования” и саморазвития и сколько приходит в связи со своими проблемами? — Конечно, есть пересечение этих двух направлений моей работы. Человек, приходящий с образовательной целью, быстро преобразует ее во что-то иное, и наоборот. Но нет, обращающиеся ко мне люди страдают. Конечно, я воспринимаю их проблемы серьезно, но думаю о них как о части большей, бессознательной картины. И клиенты приходят с огромным количеством забот и проблем. В больничной работе я занимаюсь тем, что люди считают обыкновенным комплектом детских проблем роста: мочеиспускание в постель, расстройства сна, обычные обрывки ощущения своего ничтожества и виновности. Это называется “вот что значит расти в семье”. Очевидно, встречаются и крайности. Я много работал с подростками, которые пытались покончить жизнь самоубийством. В частной практике это очень широкий диапазон. Поскольку мне не кажутся интересными диагностические категории — они мне ничего не дают в диалоге, который я хочу вести, — я не могу классифицировать людей, с которыми работаю. Но они, несомненно, приходят не на семинар, а если приходят, то именно это я и анализирую. — Что происходит на сессии? Какова ее длительность? — Нужно оговориться: обобщение здесь невозможно, но, в общем-то, люди приходят на 45 минут, но я не заканчиваю на половине предложения, проявляя довольно большую гибкость. Количество разговоров очень сильно варьируется. Бывают периоды, когда я молчу, но все же диалога больше, чем в классическом психоанализе. Есть отличная история про Винникотта, который пять раз в неделю ходил на обучающий психоанализ к Стрэчи, и через шесть месяцев Стрэчи так ничего и не сказал. Винникотт, встав с кушетки, произнес: “Смотрите, я хожу сюда шесть месяцев, а вы ничего не говорите”. А Стрэчи ответил: “Так же, как и вы”. — 213 —
|