Психотерапевты о психотерапии

— Берете ли Вы что-либо из других подходов?

— А, да. Гештальт является соединением подходов: фрейдистского, экзистенциального, феноменологического, теории поля, подхода Райха. Это основное. При обучении мы немного знакомим с теорией развития, потому что гештальт не имеет теории развития как таковой. Он имеет ее в том смысле, что мы наблюдаем, как ребенок будет взаимодействовать с миром — не так, как взрослый. Гештальт проявляет огромный интерес к переменам в человеке, начиная от младенца, который только сосет и пьет, и к тому, что происходит, когда у младенца появляются зубы. Тогда младенец начинает понимать, что у него есть чем кусаться, и он откусывает и выплевывает то, что ему не нравится. Очень многое происходит, когда у ребенка появляются зубы.

Это в гештальте наиболее близко к теории развития. Вы можете почитать об этом, если хотите. Каждые несколько лет мы просим людей провести короткое наблюдение за ребенком. Не формально, как в Тэви [в Институте Тэвистока] или где-то еще. Наблюдение направлено на то, чтобы провести некоторое время с ребенком, наблюдая за ним и за тем, как много общения может исходить от маленького человечка, который не говорит и минимально контролирует окружающий его мир. Мы можем говорить о таких людях, как Винникотт и Штерн, о людях, занимающихся теорией объектных отношений, можем рассуждать об идеях Фрейда. Очень важно, чтобы наши студенты обладали такого рода информацией о контексте и могли использовать кое-что и из других терапевтических подходов.

— Существуют ли подходы, которые Вы считаете оскорбитель­ными?

— Мне не очень-то нравятся подходы, когда терапевт, делая что-то с клиентом, проводит с ним некую программу. Я обеспокоена всем, что связано с короткой терапией. Это ужасно модно, и консультирование в рамках общеврачебной практики строится на основе пяти-десяти сессий. Я думаю, вполне нормально, если это время рассматрива­ется как время для оценки, а затем большинство клиентов направляются на длительную терапию. Но не думаю, что дело обстоит именно так. Мне кажется, врачи, возможно, по незнанию или недостатку опыта, наивно полагают: нечто важное может произойти за пять-десять недель. Боюсь, их иллюзиям суждено полностью рассеяться, и они выплеснут вместе с водой и ребенка, и скажут, что психотерапевтическое консультирование ни на что не годно: “Мы попробовали: это не сработало”. Чуткий клиент, приходящий с конкретной проблемой, может многое получить за шесть недель, но я представляю себе в кабине­тах врачей и людей, которым необходимо длительное консультирование, вот тогда краткосрочная терапия — глупость. Я действительно боюсь последствий в будущем.