|
Терапевт должен довольно хорошо знать себя, проводить работу с собой, так, чтобы осознавать, достаточно ли он эмоционально включен, отвечая клиенту, — должен знать, о чем говорит эмоциональное состояние терапевта, откуда оно берется и насколько полезно и уместно вносить его в терапию. Конечно, это важно при работе с таким клиентом, о котором я ранее говорила, с клиентом, пытающимся добиваться чего-то, нарушая границы; клиентом, который может довольно сильно раздражать. Раздражаться непродуктивно. Следует оставаться очень холодным с таким клиентом и продолжать давать обратную связь по поводу происходящего. Поэтому терапевты должны достаточно знать себя, чтобы уметь поддерживать терапевтическую позицию — осознавать свои собственные реакции, но не вносить их в терапию. Я думаю, терапевты должны быть очень человечными. Для меня это значит иметь голову, тело и дух — если вы хотите использовать это слово — и осознавать все в себе. Иметь общий интерес и реально сочувствовать людям. — Насколько гештальт-терапии присущ физический контакт? — Думаю, гештальт-терапевты сказали бы, что сделали бы все что угодно, что могло бы помочь продвинуть терапию вперед. В настоящий момент ведется много дебатов по поводу прикосновений, и это отчасти происходит в связи с тем, что в терапии возникло много проблем из-за регистрации и судебных дел. Психотерапевтам не дано право дотрагиваться до клиента так, как это делают физиотерапевты. Вот одна сторона. И разные гештальт-терапевты относятся к этому по-разному. У меня есть коллеги, которые вообще очень редко дотрагиваются до своих клиентов. Для себя я оставляю такую возможность открытой, особенно с людьми, с которыми работаю очень долго. А также в те моменты, которые вы назвали бы работой с регрессией. Людям, которым нужно обратиться к своему раннему детству, чтобы восстановиться, а затем вернуться оттуда более счастливыми, выбрать более успешный путь, я бы давала поддержку, дотронувшись и обняв их. Большинство клиентов, с которыми я работаю, проходят долгосрочную терапию, и за то очень долгое время, которое мы проводим вместе, я, вероятно, сочту возможным дотронуться до руки, если кто-то попросит: “Мне хотелось бы, чтобы вы обняли меня”. Я, наверное, поступлю именно так, если, конечно, мне не покажется, что существуют очень уважительные причины, связанные с терапевтическим процессом, которые не позволят сделать это. Например, человек хочет получить легкое объятие в конце сеанса, чтобы все стало нормально, а мне покажется, что будет гораздо лучше, если он уйдет и мы сделаем все на следующей неделе. Подобные рассуждения происходят постоянно. — 172 —
|