|
3. Келлерман П.Ф. Психодрама крупным планом. М: НФ “Класс”, 1998. С. 43. 4. Кэмпбелл Дж. Путь героя. М: АСТ, 1997. С. 37, 43. 5. Морено Я. Психодрама. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 245. Часть II Теоретические моДели в действии Елена Лопухина, Екатерина Михайлова Чему мешали кожаные перчатки, или “Дочки-матери”: вечная история В психодраматическом фольклоре бытует шутка: “Кому же, в сущности, показана психодрама? — Всем, у кого есть или были родители”. Вечная история детско-родительских отношений — это вообще предмет едва ли не всей психотерапии. Любой практикующий психодраматист работает с этим так часто, что порой времени подумать просто нет: “Что ты хочешь сказать свой маме?..” И понеслось... Наш психодраматический день не стал исключением: “вечная история” проглядывала в символическом языке первой работы, мощно прозвучала в четвертой, а в своем прямом, классическом предъявлении вышла на первый план в драме Марины. И это стало для нас поводом подумать о тех основаниях, на которых мы такого рода работу делаем. Е.Л.: Третья драма дня заслуживает отдельного разговора, потому что в ней хорошо видны и некоторые важные моменты психодраматической диагностики, и логика терапевтических интервенций. Е.М.: Да, эта драма кажется очень “показательной” — не в смысле “показательных выступлений”, а как пример терапевтической работы с очень распространенной проблемой. Е.М.: В запросе Марины звучала трудность физического контакта с одиннадцатилетней дочерью. В ответ на проявленное девочкой чувство, просьбу обнять, приласкать, побыть с ней в эмоциональном контакте что-то внутри ее останавливает. Ты, как директор, фокусируешь проблему. Если сначала проблема звучит как трудность физического контакта, то после фокусировки ее формулировка меняется на существование блока, то есть исследуется барьер — то, что мешает. Е.Л.: Перефокусировалась проблема именно на барьер после того, как я задала Марине вопрос, чувствует ли она что-то к дочке, чувствует ли она к ней тепло. И Марина ответила “да”. Один вариант — когда нет доступа к самим чувствам, а здесь тот случай, когда хочется вступить в контакт, но есть запрет — причем неполный — на объятия, ласки. Просто в какие-то моменты появляется блок выражения своих чувств. Е.М.: Марина начинает работать, строит первую сцену: девочка засыпает в своей комнате, мама Марина хлопочет на кухне. Девочка стучит в стенку, зовет маму поговорить перед сном. Выбирается вспомогательное “Я”, и действие в этой сцене идет очень тщательно и медленно, с остановками. Каждый раз, когда происходит какая-то коммуникация — начиная со стука в стенку, — директор задает вопрос: “Что чувствуешь?”. Таким образом маркируются сменяющие друг друга чувства. Соответственно появляются и персонажи, которые эти чувства материализуют. Первое чувство — раздражение. Это первая реакция на сам стук. Мама входит в комнату, и ребенок тянется к ней. Через обмен ролями показано, как именно: детские ручки буквально цепляются, притягивают. Появляется второе чувство — вина: надо быть хорошей матерью, надо отдавать ребенку всю любовь. “Как психолог ты знаешь, как следует обращаться с детьми, почему же ты...” — в общем, плохая мать. В “растяжке” между этими двумя чувствами — раздражения и вины — появляется сам барьер, блок, который делает маму Марину окаменевшей в тот момент, когда до нее дотрагиваются детские руки. Такова первая сцена. — 84 —
|