Психодрама: теория и практика. Классическая психодрама Я.Л. Морено

Вторым значительным импульсом для Морено — тог­да еще юного медика — послужили его наблюдения за детской игрой. В тот период (непосредственно перед первой мировой войной) его любимым времяпрепровож­дением были прогулки по паркам Вены. Особое же удо­вольствие ему доставляло рассказывать играющим в пар­ке детям придуманные экспромтом истории. Тогдашнее свое настроение Морено выразил в следующих строках:

Я слышу ваши голоса, трубящие не умолкая, На всех базарах торг идет о звездах. О, время — деньги, — пускаете вы слюни, Но я без сожаленья растрачиваю время С детьми, с невинным диким зверем. Ведь мое время — сила, Ведь мое время — счастье, Ведь мое время — любовь (79).

С течением времени оказалось, что к сказочному ду­бу, куда приходил Морено, в привычные часы стекалось все больше и больше детворы, которая окружала Море­но и зачарованно внимала его рассказам. Иной раз к ним присоединялись также их матери, воспитательницы и парковые смотрители. Любящие поиграть и побуждае­мые Морено дети вскоре стали изображать в игре рас­сказанные истории, дополняя и изменяя их. Морено наблюдал и играл вместе с ними. Все были в действии. Детскими и царскими были эти игры, неисчерпаемой — фантазия детей. Они совершали открытия, брали в плен, выбирали, отдавали приказания, подчинялись, бунтова­ли. Разыгрывались всевозможные превращения человека в животное, черта в ангела, бедного в богатого, ребенка в царя. В играх детей Морено ощутил радость и свобо­ду, подобие которых он ищет в мире взрослых. Он хо­тел, чтобы эта радость выпала и на долю взрослых лю­дей, поэтому написал «Царский роман», прославляющий в экспрессионистской манере «царство детей» (82). В этом романе и в поэтическом сборнике «Завещание от­ца», который еще не раз будет упомянут в дальнейшем, просматривается созвучная с Гераклитом диалектика со­творения и игры мира, царя и ребенка, та же самая диа­лектика, которая, как отмечает Гуго Ранер, лежит в ос­нове мифов о Боге-ребенке (53). Дионис, Гермес, Апол­лон — это прежде всего сотворяющие мир дети. Здесь, по мнению К. Кереньи, речь идет не о биографических мифах, а о мифологическом отображении божественного бытия, вечного и действенного даже в ребенке существо­вания, могущественного и созидательного, по-детски все­сильного и всезнающего — равного Богу, который «иг­раючи» сотворяет мир (56).

Морено, однако, не только поэт и философ, в то вре­мя Морено уже был врачом. И от его опытного взгляда не могло ускользнуть необычное поведение некоторых детей, равно как и собственное изменение в процессе иг­ры, инициатором которой он являлся. Паясничающие озорники приучались в игре ориентироваться на тему, роли и своих товарищей, робкие дети непринужденно иг­рали, посторонние дети включались в игру детской груп­пы, поначалу исполняя роли, которые поручал им Море­но. Дети с удовольствием вживались в свои роли и обу­чались таким образом новым способам поведения. Роли стали отдушиной для их агрессии. Ролевые игры позво­лили, однако, выявить и другой эффект. Если ребенок боялся в игре авторитетной фигуры, то, поменявшись ролями с вызвавшим страх партнером, можно было до­биться эмоциональной разрядки. Поведение детей и их реакции в игре тогда еще не рассматривались в связи с феноменом переноса внушавшего страх имаго, то есть значимого для душевного переживания ребенка образа родителей, и не объяснялись учением Павлова об услов­ных рефлексах или понятием разрядки через идентифи­кацию с агрессором. Не мог тогда Морено сформулиро­вать и первую свою научную гипотезу о закономерности, определяющей возрастную специфику детских группиро­вок. Однако эти наблюдения уже не могли оставить его равнодушным. С течением времени они должны были привести к изложенным в этой книге результатам в обла­сти социологии и психотерапии.