Психодрама: теория и практика. Классическая психодрама Я.Л. Морено

Участники психодрамы вращаются в той сфере, кото­рая в философии и в мифологии всех культур всегда ха­рактеризовалась как исконно творческая, как божествен­но-свободная или как истинно человеческая. Гераклит пишет: «Эон — дитя играющее, кости бросающее, то вы­игрывающее, то проигрывающее. Царская власть ребен­ка» (46). В это сравнение Гераклит облачает свое про­никновение в суть непрерывного становления и исчезно­вения в космосе, который «словно кикеон (болтанка) расслаивается, если его постоянно не взбалтывать» (47). Соответственно Эон, играющее бытие, — как бы царь и дитя одновременно. Его труд, как указывает Гуго Ранер, является осмысленным (поэтому царским), но не обяза­тельным (поэтому детским) (112).

То, что психодрама возникла на почве трех личных соприкосновений Морено с игрой — детской (96), детско-царской (82) и божественной (79), игрой бытия с самим собой, — имеет важное культурно-философское значение.

Морено любит рассказывать \Употребление настоящего времени объясняется тем, что книга впервые была издана в 1974 году, еще при жизни Я.Л. Морено. — Прим. ред.\ о том влиянии, которое оказала на весь его труд как поэта, терапевта и социоло­га детская игра. Незабываемым событием стала для него игра в «Бога и ангелов», в которую решили поиграть пя­тилетний Якоб Морено Леви и соседские дети. С увлече­нием в подвале дома, в котором он жил со своими роди­телями в Вене, дети сооружали небеса. Они все больше входили во вкус игры, приволокли ящики и стулья, взгромоздили их чуть ли не до потолка на огромный дубовый стол, в самом верху соорудили «резиденцию Бо­га». Вскоре там воссел на троне маленький Морено, «ве­личавый и всемогущий», тогда как остальные дети кру­жились возле него в роли ангелов. Вдруг один из детей воскликнул: «Почему Ты не летаешь с нами, Ты ж наш любимый Бог!» Сказано — сделано! Морено раскинул руки и через несколько секунд со сломанным запястьем лежал на полу. Эта первая «психодрама» Морено глубо­ко запечатлелась в его памяти. Морено и сегодня, исхо­дя из этого опыта, по-прежнему считает, что внутренняя готовность к исполнению ролей нуждается в особом про­цессе разогрева, что все актеры, даже «высшие сущест­ва», зависят друг от друга и что иллюзорные идентифи­кации устраняются быстрее всего и с наиболее стойким эффектом через испытание реальностью. Кроме того, он полагает, что его схема вертикальной ступенчатой сцены также восходит к этой детской игре (96).